Черное перо серой вороны

На берегу Осевкина и его спутников встречал сам мэр Угорска Андрей Сергеевич Чебаков: среднего роста, с выпирающем брюшком, лобастый, с широкими залысинами, с постоянно прищуренными серыми глазами, будто ему все время приходится смотреть против солнца, с блуждающей на полных губах неопределенной ухмылкой, с руками, соединенными значительно ниже пояса. Рядом с ним стояла его жена, очень похожая на своего мужа не только внешне, но и повадками: так же щурила глаза, ухмылялась и держала руки. И трудно было понять, кто у кого поднабрался таких изысканных манер.

Когда Нескин создавал с Осевкиным в Угорске Комбинат, Чебаков-младший ходил в каких-то незначительных чиновниках, был худ, плохо одет и явно чувствовал себя в этом мире не в своей тарелке. И однажды он пришел к ним. Нескин помнил, что они с Осевкиным встретили его настороженно: черт его знает, этого юриста, что у него в голове. Как выяснилось в результате не слишком долгого разговора, в голове у юриста не было ничего, кроме желания к кому-нибудь прилепиться и кем-нибудь стать. И Нескин очень хорошо его понял: жаден, трусоват, не слишком умен — и решил, что более послушного мэра для этой дыры не сыскать, в чем и убедил Осевкина. Тут же организовали кампанию перевыборов — и Андрей Сергеевич Чебаков стал мэром Угорска. Миновало не так уж много лет, и вот перед Нескиным предстал совсем другой человек: уверенный в себе, самодовольный, располневший и даже обрюзгший, что говорило о нездоровом образе жизни.

— Какие лю-ууди-иии! — воскликнул с подвыванием — доказательством неподдельного восторга, Чебаков-младший, раскидывая руки для объятий, едва катер приткнулся к небольшой пристани. И как только Осевкин ступил на ее дощатый помост, в объятия его и заключил. И даже трижды ткнулся щекой в щеки Осевкина, всякий раз приподнимаясь на носки.

То же самое проделали их жены, выражая свой восторг радостными писками, охами и ахами. Нескину восторгов досталось значительно меньше, но все-таки досталось и от мэра, и от мэрши, которые с воодушевлением засвидетельствовали, что хорошо его помнят по прошлым годам, помнят и даже любят.

Когда процедура встречи было завершена, хозяева и гости направились к особняку, возле которого уже толклось порядочно всякого приглашенного народу.

Глава 9

Бывший майор бывшего КГБ Олег Михайлович Щупляков отложил в сторону папку, на обложке которой была приклеена квадратная бумажка, а на той бумажке отпечатано на принтере: «Предварительное расследование преступления против владельца ФУКа, которое выразилось в откровенном хулиганстве и оскорблении личности, посредством написания на внутренней части стены Второго корпуса оскорбляющей надписи, а также в нарушении трудовой дисциплины и трудового законодательства». С грамотой у Олега Михайловича было не очень, потому что в военном училище, которое он закончил в прошлом веке, на грамоту особенно не напирали. Да и в повседневной службе приобрести ее он не мог: книг почти не читал, писать приходилось редко, и в основном служебные бумаги, и на том языке, который понятен всем, кто носит погоны. По части гражданского трудового законодательства он тоже был не силен. Но протокол составлять было необходимо как по роду службы, так и… — дальше все терялось в весьма расплывчатых инструкциях, сочиненных его предшественником на посту начальника охраны на данном промышленном объекте. И ни то чтобы Щупляков был до мозга костей чиновником и бюрократом, — да и невозможно им стать всего-то за два года, — однако деньги за свою должность получает, и не малые по нынешним временам, следовательно, должен их отрабатывать, а главное — отчитываться о проделанной работе перед самим Осевкиным.

Побарабанив пальцами по столу, Олег Михайлович поднялся, подошел к окну, сцепил пальцы рук и, вывернув их над головой, потянулся. Не смотря на свои пятьдесят три года, седые волосы и морщинки вокруг серых глаз, он выглядел лет на десять моложе, а широкоплечая фигура с мощной шеей и узким тазом смотрелась не более чем на тридцать. Он по-прежнему бегал по утрам, ежедневно занимался в спортзале, обливался холодной водой, сделав свое тело предметом собственного поклонения. Правда, и бегал уже не так быстро и далеко, и вес штанги ограничил пятьюдесятью килограммами, и реакция была уже не той, но сдвоенный удар по боксерскому мешку оставался таким же резким и сильным. Олег Михайлович был доволен своим телом, самим собой, хотя в его жизни не все складывалось так, как ему бы хотелось. Но жизнь есть жизнь, с нее не спросишь, к ответу ее не потянешь. А тот факт, что ты оказался в заштатном городишке, в далеко не престижной должности, так это не самое худшее место на земле и не самая плохая должность. Другие не имеют и этого.

Итак, предварительное расследование закончено. Вряд ли оно удовлетворит Осевкина. Оно не удовлетворяло и самого Олега Михайловича. Надо идти дальше. Как и в какую сторону — вот что сейчас его занимало.