Черное пламя Раграна 2

Самое главное, что он прекрасно понимает, о каком послании, а точнее, о ком я говорю. А я прекрасно понимаю, что не захоти он — меня бы здесь не было. Это он разрешил Лоргайну меня привезти. Сюда. Зачем-то. Зачем это нужно ему — не суть важно. Зачем это нужно мне, я знаю отлично, и даже примерно представляю, чего ожидать. Сейчас меня уведут в сторону и станут отчитывать в стиле большого босса.

К чему я не готова, так это к тому, что Вайдхэн кивает мне на свой личный флайс и произносит:

— Прошу, риам Этроу.

Ну и как это понимать? Он подождал меня здесь, благополучно все запустил, а потом решил отвезти домой?

Удивительно, что за нами не идут ни вальцгарды, ни безопасники, даже водитель выходит, стоит Вайдхэну подойти к дверце флайса с его стороны. Поскольку пассажирская дверца открывается автоматически, то есть идет вверх, стоит Бену коснуться панели, я обхожу флайс и собираюсь сесть рядом с ним, на переднее сиденье, но он меня опережает. В одно мгновение оказывается рядом со мной и подает руку. Чтобы я случайно не навернулась в снегу, даже на относительно расчищенной площадке. Причем все это — на глазах у всех.

Здесь еще остались наивные, кто верит, что я просто его секретарь?

— Мне не понравилось то, как мы расстались, Аврора, — говорит он, когда флайс поднимается ввысь и, подчиняясь его управлению, «скользит» в сторону пустошей. Здесь, где нет никаких ограничений и знаков, где повсюду снег, стирается и расстояние, и скорость.

— Мне тоже много что не нравится, — говорю я. — Например, когда в мою жизнь лезут вот так, без малейшего предупреждения.

— Что изменилось бы, если бы я тебе рассказал о том, что произошло?

Ничего.

— Тебе нужно было это сделать? Найти маму?! Зачем?!

— Затем, что тебе предстоял суд, и я должен быть учесть все обстоятельства. Мы встретились и поговорили, а дальше все получилось само. Твоя мать — удивительная женщина, Аврора, но насколько я понимаю, тебя это совершенно не радует.

— Радует. Еще как. — Я повернулась к нему. Поставленный на автопилот флайс шел мягко, стирая расстояние, как ластик, или же, напротив, увеличивая его. Все дальше унося нас от Мериужа. — Я просто не понимаю, почему ты мне не сказал.

— Потому что риам Оттери меня попросила. Потому что она не была готова к встрече с тобой тогда.

— А сейчас?

— А что сейчас? Мы с тобой отдаляемся с каждым днем, Аврора. Я не сказал тебе ничего, потому что мы вообще ни о чем не говорили. Исключительно о работе.

— И в этом, получается, виновата я?

— Нет. Мы оба.

Я вздыхаю.

— Вот как с тобой вообще разговаривать? Ты приказываешь, потому что считаешь нужным, а потом выставляешь меня ребенком, который нарывается на ссору.

— Я никем тебя не выставляю. Я предлагаю тебе решить, насколько для тебя важны наши отношения.

Удивительно, но о том же самом я собиралась говорить с ним. Один в один! Но сейчас задаю вообще нелогичный вопрос:

— Куда мы летим?

— Хочу тебе кое-что показать. Точнее, кое-кого.

У меня все внутри холодеет.

— Драконов?

— Боишься?

Сейчас мне кажется, что он надо мной издевается. Хотя, возможно, так оно и есть, потому что для него драконы — это… ну, просто драконы. А для меня — звери неукротимой мощи, которые могут наступить на меня и не заметить.

— Хорошенький способ избежать серьезного разговора, — говорю с нервным смешком.

— Как видишь, я его не избегаю, — Вайдхэн сдвигает брови, — больше того, я его провоцирую. То, что он не совсем обычный, точнее, в не совсем обычном месте… Я долгие годы был лишен возможности выехать в пустоши. Ты наверняка не знаешь об этом, Аврора, но вместе с пламенем иртхану передается не только магия огня и звериная часть дракона, вместе с пламенем нам передается неосязаемое, постоянное притяжение к ним. К тем, кто делился с нами силой, к тем, кто отдавал нам часть своего пламени, чтобы позволить стать равными. Драконы подчиняются иртханам не потому, что боятся их. Драконы подчиняются иртханам как равным, как сильнейшим среди равных, как лидерам. Долгие годы в нашем мире все было перевернуто с ног на голову, и было слишком много тайн, но все эти долгие годы я был изгоем среди тех, чье пламя бурлило у меня в крови. Я не могу этим надышаться — своей свободой. Своей возможностью быть рядом с ними. Тем, что я могу для них сделать.

Он произносит это настолько серьезно, что у меня внутри что-то дергается. То ли от глубины его чувств, то ли от того, что для него это настолько важно, и я понимаю, насколько.

— Продолжая разговор о твоей матери… я нашел свою сестру спустя много лет после случившегося под властью моего отца. Признаюсь честно, если бы у меня не было возможности и средств, чтобы найти ее самостоятельно, я был бы рад, если бы ее для меня нашел кто-то другой. Не просто нашел — привел ко мне, и сделал за меня все то неудобное, неуютное, неопределенное — все то, что возникает перед глазами, в сознании, в разуме, когда думаешь о близком, которого не видел достаточно давно, и с которым вообще непонятно как расстался. Если не сказать, вообще никак. Я понятия не имел, захочет ли она меня видеть, но тем не менее пошел к ней.