Черное платье

Похоже, что тот, кому были адресованы эти слова, сжалился над ней наконец, потому что настал день, когда Владимир Георгиевич, которого она встретила однажды утром в больничном коридоре, сказал, что скоро Зинаиду Федоровну можно будет выписать. В этот день Наташа впервые ночевала дома.

* * *

Это был первый по-настоящему теплый день. Наташа вместе с Сережей принялась за мытье окон: к возвращению Зинаиды Федоровны надо было привести квартиру в порядок. Протирая стекла газетой, Наташа поймала себя на том, что тихо напевает какую-то мелодию. Это была песенка в исполнении Эдит Пиаф, которую они с Филиппом слушали, сидя на маленьком скверике у фонтана в центре Парижа. Она доносилась из открытого окна, в котором сидела ужасно смешная тощая черно-белая кошка. Филипп сказал тогда, что песенка называется "La vie en rose"[10] и что содержание ее соответствует моменту…

"Не думать, не думать, не думать! Заберу маму из больницы, и жизнь как-то наладится…" — говорила себе Наташа и принималась с остервенением тереть стекло, пока оно не начинало скрипеть.

Надо было подумать о насущных делах. Ей предстояло поговорить с Аркадием Николаевичем, сходить на работу, чтобы задним числом оформить отпуск за свой счет, сбегать в школу, где через два дня заканчивались занятия, и договориться, чтобы Сережу аттестовали или, если нужно, назначили переэкзаменовку на осень. Надо было срочно встретиться с Ленкиным жильцом и забрать квартплату за май. Из этих денег придется отдать накопившиеся за это время долги и немного оставить на жизнь, потому что до зарплаты еще далеко. Конечно, было не совсем удобно перед Ленкой, которой она оставила тысячу долларов вовсе не для того, чтобы потом забрать. Но иначе не получалось: Зинаиду Федоровну с Сережей необходимо было отправить на дачу, а дача стоила немалых денег. Поэтому — ничего не поделаешь! — придется обо всем, рассказать Ленке: о проделках бывшего мужа, о его поручениях, о черном платье и, главное, о своем несостоявшемся романе…

Наташа ясно представила себе, как Ленка, узнав обо всем, непременно скажет: "Я же говорила!"

Впрочем, все это было не так важно — главное, что мама скоро будет дома и что Сережу надо как можно скорей увозить из Москвы.

На следующий день они отправилась в школу. Это было двадцать пятое мая, день последнего звонка. В школьном дворе группками стояли старшеклассники. Наташа украдкой взглянула на Сережу, с которым она повздорила накануне вечером, — он ни за что не хотел идти вместе с ней и согласился только тогда, когда она разрешила ему надеть привезенные из Парижа брюки, сидевшие на нем так, будто были на несколько размеров велики, — и у нее невольно сжалось сердце. Над вырезом майки на тонкой мальчишеской шее выступали позвонки, и он казался ей трогательным и беззащитным.

Наташа остановилась у ворот, глядя, как Сережа подошел к своему однокласснику, Вовке Немыкину, и по-взрослому поздоровался за руку. Она знала, что у Немыкина нет отца, а мать, высокая, худая, рано постаревшая женщина, едва справляется с ним. Потом к ним присоединился Саша Паринов, у которого отец как раз был и еще какой — поговаривали, что у него то ли собственное казино, то ли ресторан и что он бьет своего сына за малейшую провинность. Она смотрела им вслед и пыталась представить себе, о чем они говорят, о чем думают, чего хотят. Как это узнать? Как проникнуть в их закрытый мир? Как им помочь? Наташа стояла, пока двери школы не закрылись за ними, потом повернулась и быстрыми шагами направилась в диспансер. Через три с половиной часа им предстояло встретиться на том же месте.

Дальше все произошло очень быстро.

Она вошла в телефонную будку и позвонила Ленкиному жильцу. Виктор был дома и сказал, что готов встретиться в любую минуту. Они договорились, что она перезвонит, как только будет свободна.

Аркадий Николаевич, которого она, к счастью, застала в диспансере, подтвердил, что Сережу хорошо было бы увезти из Москвы. "Раз он у вас так спокойно перенес двухнедельное заточение, — сказал он, — значит, психологическое привыкание еще не наступило. А оно гораздо хуже поддается лечению, чем физическое. Так что вам ни в коем случае нельзя терять бдительность — еще одна, максимум две дозы, и тогда бороться с этим будет намного сложнее. К концу недели я постараюсь зайти и посмотреть на него".

Окрыленная надеждой, Наташа побежала в больницу. Зинаида Федоровна готовилась к выписке: ее немногочисленные пожитки были аккуратно сложены, на тумбочке царил столь любимый ею порядок. Поцеловав Наташу, она сказала: "Похоже, завтра меня выписывают. Как ты думаешь, что, если мне на следующей неделе сходить в парикмахерскую?"