Черное платье

Устроить это было несложно, потому что мама целый день была на работе, а бабушка не только ходила в магазин или прачечную, но и в Пушкинский музей или на концерты в Дом ученых. Впрочем, ему тогда повезло: бабушка сказала, что хочет поехать в гости к тете Нине, и пригласила его с собой, а он отговорился какими-то дополнительными занятиями в школе и не поехал, а пригласил Дмитрича. От чая Дмитрич отказался, но попросил Сережу показать ему свои тетради по химии и математике. Сережа удивился, потому что до сих пор Ю. Д. никакого интереса к его учебе не проявлял, но тетради достал. Тот посмотрел, похвалил за математику, к которой у Сережи всегда были способности, пожурил за химию и попросил записать какую-то реакцию. Сережа расположился за своим столом, а Дмитрич вышел из комнаты и пошел "побродить" по квартире.

Когда он вернулся, реакция так и не была записана. Тогда Дмитрич открыл учебник и попросил Сережу прочитать одну главу, где описывалось то, чего Сережа не знал. И велел ему не выходить из комнаты до тех пор, пока все не будет выучено, а сам вышел в коридор. Сережа в некотором унынии принялся за чтение, но, просидев несколько минут, не выдержал и пошел искать отца, чтобы задать ему какой-то вопрос, а скорее всего чтобы хоть немного отвлечься от ненавистного предмета. Выйдя в коридор, Сережа первым делом заглянул в комнату матери, где было пусто, а потом, услышав какой-то шум в кухне, пошел туда и увидел, что Дмитрич поспешно спрыгнул с табуретки, стоявшей около газовой плиты. На его удивленный взгляд Ю.Д. совершенно спокойно сказал, что посмотрел квартиру и понял, что она в ужасном состоянии и что надо как можно скорее делать ремонт. А так как Сережу проблема ремонта не волновала, он об этом разговоре сразу забыл и вряд ли бы когда-нибудь вспомнил. Но вот эти люди, у которых он побывал, спрашивали, не давал ли ему Ю. Д. что-нибудь на сохранение. Что, если Дмитрич спрятал "это" у них в квартире? Что — "это"? Что он мог спрятать, если у него с собой ничего не было? Впрочем, они спрашивали про бумаги или дискету. Если дискету, то ее ничего не стоит спрятать где угодно: она маленькая и плоская. И Ю.Д. мог принести ее просто в кармане. А так как он спрыгнул с табуретки, может быть, он положил ее на кухонные полки? Если мама позвонит, как обещала, из Москвы, он попросит ее посмотреть, или нет, лучше он посмотрит сам, когда вернется. Маме об этом лучше ничего не знать.

* * *

Это была стандартная трехкомнатная квартира, какие бывают в бетонных пятиэтажках постройки шестидесятых: с маленькой кухней, полом, покрытым линолеумом со следами краски и клея от недавнего ремонта и безобразными пузырями, вздувшимися в нескольких местах, с проржавевшими трубами в ванной, окнами, заляпанными краской, и стенами, обклеенными дешевыми обоями светлого, почти белого цвета, с претензией на роскошь. Они чувствовали себя потерянными и несчастными в этой квартире, казавшейся им не только чужой, но даже враждебной, но обе не только старательно делали вид, что ничего не произошло, но всячески имитировали деятельность и даже энтузиазм.

Зинаида Федоровна руководила расстановкой мебели: Наташа радовалась этому и не мешала делать то, что ей хочется. Однако скоро она заметила, что мать пытается сделать невозможное, то есть все расставить таким образом, чтобы новая обстановка как можно больше походила на их прежнюю в Сивцевом Вражке. Предприятие это было заранее обречено на неудачу, так как старая мебель, извлеченная из привычной атмосферы прежнего жилища, имела какой-то неприкаянный вид и никак не хотела вписываться в пространство, окруженное холодными и чужими стенами. Старые вещи, знакомые Наташе с детства и потому любимые, казались ей такими же потерянными и несчастными, как она сама и ее мать.

Она со страхом ждала, что будет, когда иссякнет энтузиазм Зинаиды Федоровны, глядя, как та с помощью рабочих упрямо старается втиснуть в свою комнату старый кожаный диван, который они называли "папиным", так как он был куплен по настоянию отца, любившего старинные вещи, в комиссионном магазине в конце пятидесятых годов и из-за которого они почти поссорились перед переездом: Зинаида Федоровна ни в коем случае не хотела расстаться с ним, а Наташе казалось, что в "той" квартире он будет выглядеть громоздким и нелепым.

Когда Зинаида Федоровна поняла, что восстановить уют их старого дома ей не удастся, она видимо загрустила, и Наташа все чаще стала замечать, что ее мать, которую даже во время болезни трудно было заставить не заниматься домашней работой, сидит без дела и с тоской смотрит на новые стены. Наташа пыталась утешить ее, говоря, что со временем вещи (и они сами) приживутся на новом месте, что обои в любой момент можно поменять и что не так уж много времени осталось до приезда Сережи. Он вернется, и жизнь непременно войдет в прежнее русло.