Леля шла по Елизаветинской, теперь не торопясь. Вот обогнал ее извозчик, но Леля его не остановила. Это было странно, потому что Василий, по ее же собственным словам, жил далеко, и пешком к нему было шагать и шагать. Леля миновала аптеку, потом магазин модной дамской одежды мадам Жакоб, причем даже ни на минуту не задержалась у витрины, затем свернула в проезд между домами, а когда Салов высунул голову из-за угла, то заметил, что Леля стоит на крыльце длинного одноэтажного дома и нетерпеливо стучит в дверь. Дверь отворилась, но того, кто впустил Лелю, Салову увидеть не удалось.
Леля вошла в дом. Вход шел в квартиру, расположенную в торце длинного дома отдельно от хозяев. Человек, впустивший ее, шел следом, чуть не наступая Леле на пятки. Был он хмурый, сутулый, смотрел исподлобья.
– Ну? – нетерпеливо спросил он и уставился на Лелю строго.
– Они согласны, – заторопилась Леля, – он принес деньги и просил сообщить Василию, что согласен с ним встретиться… – Ты к Василию не ходи, он и так узнает, – деловито велел Лелин собеседник. – Что еще?
Леля села на стул, потому что ноги ее не держали.
– Они вчера убили кого-то, потому что денег у него слишком много… и кровь.
– Вот как? – поднял брови хмурый мужчина. – Это мы выясним, но в данный момент нас это не особенно интересует.
– А что вас интересует? – крикнула Леля.
– Ты знаешь, – последовал ответ. – Нас интересует красное подполье – пароли, явки.
– Но я больше ничего не знаю, он мне больше ничего не рассказывает. И… я его боюсь, он ведь убийца. Если он что-то заподозрит, то он и меня может убить.
– Тут Леля запнулась, посмотрела на своего собеседника и сообразила, что ее судьба его совершенно не интересует.
– Вы сами можете за ним проследить! – вскричала она в отчаянии. – А меня оставьте в покое, я боюсь!
– Так, – проговорил тихо и зловеще, – так, значит. А не хочешь ли ты, Сапожникова Елена, она же Коломиец Клавдия, она же Защекина Зинаида, прямиком отсюда отправиться в полицию? И там припомнят тебе и купца Ерофеева, которого ты опоила и обобрала в Феодосии в гостинице «Савой», и ювелира Соловейчика, который до сих пор засыпает полицию жалобами, и зубного врача Резника… – Этот тоже жалуется? – угрюмо пробормотала Леля. – У него-то и взяла всего ничего – один бумажник… – За тобой еще много чего числится… Ух, как они в полиции обрадуются твоему появлению!
– Какая разница – в полиции быть или в контрразведке? – устало сказала Леля.
– Э, не скажи, девочка. Мы на такие вещи, как мелкие кражи и мошенничество, не обращаем внимания, лишь бы ты хорошо работала.
– Вы и на убийства внимания не обращаете, – огрызнулась Леля.
– Пока – да, но когда возьмем голубчиков – все им припомним. А следить за твоим Саловым в открытую мы сейчас не можем – он заметит, начнет паниковать… А нам нужно, чтобы всех повязать одним махом. Так что иди, Леля, и все примечай.
Вот, возьми. – Он протянул ей деньги.
– Да не нужно мне! – отмахнулась Леля. – Вы лучше меня скорее от него избавьте, от убийцы.
– Ты дурочку-то не валяй! – повысил голос хмурый ее собеседник. – Дают деньги, так бери. Тоже мне нашлась, бессребреница!
Салов, дожидаясь на улице, украдкой оглядываясь, обошел дом. Дверь, куда вошла Лелька, находилась с торца. Было в доме еще одно крыльцо, куда как раз вышла простоволосая баба и выбивала перину. Баба подозрительно зыркнула на Салова, но ничего не сказала. Салов отвернулся, прикрыв лицо воротником шинели.
Поглядев еще немного на окна, он сделал вывод, что Лелька вошла в квартиру, отдельную от остального дома.
«Бегает, шалава, к хахалю! – понял Салов. – На мои деньги живет и к хахалю бегает. Ну, голову оторву стерве!»
Он отошел подальше и спрятался в кустах. Дверь открылась, Лелька вышла из дома, и опять он не смог разглядеть, кто там с ней был. Воровато оглядываясь, Лелька засеменила в сторону своего дома. Салов хотел было броситься за ней и отлупить тут же, на улице, но вовремя одумался. Ему совершенно не нужен публичный скандал, еще в кутузку загремишь, а после вчерашней ночи это весьма нежелательно. Кроме того, Лелька идет домой и никуда не денется, а вот поглядеть на ее хахаля Салову очень даже охота. На кого же она его, Салова, променяла?