Каждое полешко она распиливала на два - топка в круглой, оббитой металлом печи, была небольшой. Кстати, Нелька согласилась перебраться из "душегубки" к ней - вдвоем было теплее, да и топить печку при раскрытой двери в холодную пору года, когда придя с работы желанного тепла не предвиделось еще по крайней мере целых два часа - удовольствие не для слабонервных. Особенно для той из девчонок, кто вырос в газифицированном селе. А Нелька была именно из такого.
"Настоящих дров", то есть целую машину стволов трехметровой длины, им привезли одними из первых, чуть только дороги подмерзли и начался сезон доставки. Марина с тоской глянула на это богатство - стволы требовалось распилить на чурбачки, а затем переколоть. Причем если переколоть можно было и потом, в процессе, то распилить - наоборот, то есть побыстрее.
Расспросив в учительской, сколько в Константиновке берут за такую услугу, Марина потащилась к директору школы.
- Я могу занять необходимую сумму, - сказал директор. - Отдадите с зарплаты. А бензопилы здесь у половины мужиков есть. Походите по соседям, наверняка кто-нибудь захочет подзаработать.
Суммы, выданной ей директором, хватило на распилку ровно половины привезенных кубометров, поскольку Марина попросила нарезать ей чурбачки длиной в 30-35 см, что увеличивало расход бензина на каждый ствол ровно в два раза. Но это было не трагично и не проблематично. Чуть залетали "белые мухи", Марина с Нелькой перекатали чурбачки под крышу в дровяной сарай и кололи их по очереди - то есть пока у них хватало сил, и они не ослабели от голода настолько, что еле таскали ноги.
Раз в день их кормили в школьной столовой - в том же объеме, что и учащихся, то есть порции были детскими, и администрацию школы отчего-то нисколько не волновало, что обе молодые учительницы функционируют на количестве калорий, половинном от допустимого при постельном режиме. А они ведь не лежали - они ходили каждый день на работу, где должны были выстаивать на ногах от трех до шести часов, говорить, выслушивать ответы и следить за дисциплиной.
Кстати, класс Марине подсунули самый трудный, но она все же была уверена, что шансы добиться если не нормальной успеваемости, то хотя бы посещаемости у нее есть.
"В крайнем случае прибегну к "монетке". Зря, что ли, мне ее подсунули?"
Действительно, имея столь мощный артефакт, глупо было бы им не пользоваться хотя бы время от времени. То есть Марина выразила необходимое желание вслух, на первом же родительском собрании, да и позднее, когда возникла необходимость обойти родителей, подтверждала, если ребенок переставал ходить в школу. А в первой половине сентября, когда народ начал массово копать картошку и дергать кормовую свеклу, прогуливало чуть ли не по полкласса.
Так что Марина произносила как бы случайно свое фирменное "хочу чтобы" - и ребенок как по волшебству начинал ходить, пропуская только по уважительным причинам, то есть с последующей запиской от родителей или местного фельдшера со справкой "по болезни". У Нельки, естественно, тоже было близко к 100%., и это было прекрасно. Обе они вели по кружку, Нелька организовала музыкальную группу, а Марина - художественного творчества. С успеваемостью, правда, дела обстояли не ахти - но на кружке детишки старались, и это было ценно.
Однако больше в их школьной деятельности не было ценного ничего. Голод донимал обоих девушек все сильнее, потому что ни та, ни другая не получили от своих родных ни рубля помощи. Да Марина и не звонила своим - даже не пыталась. Отнимать у бабушки последнюю копейку и грузить ее своими проблемами, заставляя расстраиваться - это было, по ее мнению, последним делом. Не дай бог старую женщину еще инфаркт хватил бы от беспокойства за внучку - этого бы Марина уж точно себе никогда не простила!
17.
Семен и слава
Семен, между прочим, тоже ничего хорошего от чудес не ждал. Мало того, в чудеса он вообще не верил, поэтому для всего старался найти рациональное объяснение. И как ни удивительно, но это у него всегда получалось.
Так, он ничего особенного в прибившемся к нему песике не находил - мало того, когда кто-то утверждал при Семене, что животные мыслить не умеют, он всегда приводил в пример своего Люка, и искренне уверял всех окружающих, что если бы у данного собакена горло было устроено несколько иначе, то он бы даже разговаривать научился. И все это без каких-либо задних мыслей о том, что черный пес с ушами-антеннами знает и понимает неизмеримо больше, чем полагается живому существу, не прожившему на белом свете даже одного года.
Где уж при таком настрое Семену было догадаться, что не случайно на его соседа по лестничной клетке начали сваливаться одни блага за другими. Тем более что сосед этот не только не был музыкантом, но и вообще к миру богемы отношения не имел. Он был практик до мозга костей, мир искусства глубоко презирал, не одобрял, а себя, работягу, ставил выше любого рок-музыканта или тем более барда.