Черное сердце

В тот долгий миг, что она смотрела в эти глаза, она успела разглядеть в них невозможное. В их глубине она увидела зло, мучительные ночные кошмары, сверкающие на солнце черепа, трупы, истекающие кровью. Она увидела сгоравших заживо детей, и матерей, прыгающих за ними в пылающий ад. Она видела насилие, садизм, террор и страх.

И теперь она знала, кто держит ниточку ее жизни, правда нахлынула на нее, пробилась сквозь барьер сковавшего разум животного ужаса.

Это был камбоджиец. Ошибки быть не могло. И на мгновение она вдруг подумала: как ее могло привлечь это лицо, это тело? Теперь она чувствовала только отвращение и страх, будто она смотрела в лицо самой смерти.

Это было невыносимо. Она закричала и заметила, как сверкнула в солнечном свете какая-то стальная штука. Блеск был настолько чудовищен и нестерпим, что мышцы, сдерживавшие прямую кишку, непроизвольно разжались, и она сама почувствовала гадкий запах. Что ж, по крайней мере, я еще жива, успела мелькнуть мысль.

Стальная плеть вновь вспыхнула на свету, но теперь вокруг нее сомкнулась тьма, и с этой тьмой обрушилась на Кэтлин боль, с которой ничто не могло сравниться. Это был ожог такой силы, словно она попала в пылающее солнечное ядро.

Кэтлин упала на спину, кожа ее разорвалась, хлынула кровь. Ее кровь. Рот открылся, и Кэтлин исторгнула пищу, которая ей уже никогда не понадобится. А обжигающие удары все продолжались и продолжались, пока Кэтлин не отказалась их воспринимать и не заблокировала все нервопроводящие пути. Не осталось ничего, кроме плавающих в бесконечном пространстве серых точек, но и они удалялись с какой-то завораживающей медлительностью.

И тогда жизнь, которой Кэтлин так дорожила, за которую держалась так крепко, которую так не хотела отдавать, наконец покинула ее.

— Нет! — кричал Эллиот. — О Боже; нет! Он рыдал, слезы катились у него по щекам. Он прижался к стене, выкрашенной в холодный зеленый цвет, по спине его струился пот. Мозг его разрывался на части, словно в него вторглась армия термитов.

Ногти непроизвольно скребли лицо, на мгновение ему пришла в голову невероятная мысль, что он может отгородиться от этого ужаса, просто от него отвернуться. Но он не мог отвернуться. Он не мог даже закрыть глаза: в них словно вставили распорки.

Это наказание, думал он, наказание за то, что я ослушался отца. Ему даже в голову не пришло усомниться в правомерности появления Киеу и в справедливости его действий. Смерть парализовала его склонный к истерии разум.

Для Эллиота Киеу был посланником Господа, исполнителем Его воли. И Меня следует наказать! Я должен быть подвержен бичеванию! Но какой-то частью своего разума он все же понимал, что вот здесь, сейчас, убивают его душу, то, что делало его человеком, отличным от других людей, и это не кровь Кэтлин течет из ее тела — это, словно вода сквозь пальцы, утекает его "я". То, чем он не был, пока в его жизни не появилась Кэтлин, и то, чем он уже никогда не станет.

И теперь он не чувствовал ни ярости, ни печали. Он понимал, что отныне его удел в жизни — быть ничтожеством. Ничем. И бороться с этим смысла не имеет. Он попытался, всего лишь раз попытался, и вот что из этого вышло.

Киеу стоял на коленях на постели и держал в вытянутых руках окровавленное тело женщины. Он и сам был забрызган кровью, калом, ошметками кожи. В комнате ужасно воняло, но он привык к такому запаху.

Кровь мерно капала на пол. И Киеу вдруг увидел результат того, что он сделал: кровь, кровь на женщине, кровь на нем. Рот женщины был разверст, словно вход в темную пещеру, откуда тянуло смертью.

Но, и умирая, она продолжала сражаться, сражались ее руки, ее острые ногти — они впились в тело Киеу, разодрали ему рубашку и кожу под рубашкой, оставив на его груди розовые бороздки, словно она хотела утащить его за собой, в смерть.

Киеу встряхнулся, один за другим оторвал ее уже неживые пальцы, отпихнул тело и долго-долго выдохнул.

Голова Кэтлин упала на колени Эллиоту, и он, закричав, еще сильнее вжался в стену. А Киеу, оскалившись, словно впервые его увидел и за плечи потянул Эллиота вперед, повалил на окровавленный труп.

— Смотри, ты! Ты понимаешь, что ты наделал? Понимаешь?! — Киеу действительно был испуган тем, как близко его брат подошел к тому, чтобы взорвать всю «Ангку».

И на мгновение свет вновь зажегся в Эллиоте. Он вспомнил всех девушек, которых увел у него Киеу, всех девушек, которые по праву должны были принадлежать ему.

— Да, — с вызовом ответил он. — Она дала мне жизнь, она хотела быть со мной, именно со мной!

И тогда Киеу ударил его по лицу. Голова Эллиота дернулась, и глазах его появилось какое-то детское удивление. Лицо же Киеу превратилось в маску, побелело, словно от него отхлынула вся кровь.

— Нет! Она заставила тебя забыть об ответственности. О твоем долге перед «Ангкой»! — И снова он ударил его по лицу. — Ты не уважаешь отца! — Еще пощечина, и еще, — Ты ничего не понимаешь! И ничего не заслуживаешь!

Эллиот зарыдал, как ребенок, в голове его, вытесняя все мысли, звучало одно лишь слово: «ничего, ничего, ничего».

— Да, я знаю... — жалобно прошептал он.