Черное сердце

Когда раздался телефонный звонок, сержант-детектив Марти Борак деловито ковырял в носу. Он предавался этому занятию уже не первый час исключительно ради того, чтобы не сойти с ума от безделья. Эндерс, как, впрочем, и все остальные полицейские участка, околачивался у собора Святого Патрика. Борак не участвовал в операции только потому, что возглавлял бригаду по слежке за весьма подозрительной фирмой по упаковке продуктов в Вест-сайде.

Этим дерьмовым делом Марти занимался уже больше двух месяцев, и оно действовало ему на нервы, как, впрочем, и любая кропотливая работа. Борак любил мгновенные результаты, за которыми следовала столь же незамедлительная благодарность начальства. А за слежку наград еще никто не получал.

Он заступил на дежурство в 1.14. Это означало, что если группа слежения выйдет на связь, ему потребуется обеспечить им подкрепление. Неблагодарная работа, и Борак имел все основания ненавидеть ее.

Поэтому, когда зазвонил телефон, он не удивился и совсем невежливо рявкнул в трубку:

— Ну что еще?

Палец его по-прежнему исследовал богатые недра носа.

— Это полиция?

— Ты очень догадлив, приятель.

— Я хочу сообщить о стрельбе в городе.

— Да? — Информация не произвела на Борака никакого впечатления. — Мальчишка стрельнул в собаку из «поджига»?

— Я не шучу, — спокойно проговорили в трубке. — Стреляли в Атертона Готтшалка, кандидата в президенты от республиканской партии. У входа в собор Святого Патрика.

— Кто говорит? — Борак вытер палец о нижнюю часть крышки стола.

— Тот, кто вам нужен, — продолжал голос, — находится на одиннадцатом этаже Рокфеллеровского центра. Комната тысяча сто первая.

Борак быстро записал полученные данные.

— Откуда вам все это известно?

— Да поторопитесь же вы, ради Бога! Вы упустите его!

— Эй! — заорал Борак. — Подождите минутку, мать вашу! Но звонивший уже положил трубку. Борак с такой силой сжал кулак, что побелели костяшки. Он забыл про хандру и, блокировав все оперативные каналы, вызвал номер переносной рации Эндерса.

— ...Да, все верно, — подвел итог Борак. — Комната тысяча сто первая. Давай, шевели задницей!

Он бросил трубку и выругался. Что происходит, мать его? В кандидата стреляли всего тридцать секунд назад.

Сержант-детектив Тедди Эндерс мчался по одиннадцатому этажу Рокфеллеровского центра. Еще трое полицейских в форме бежали следом. Он недоумевал, каким образом Борак узнал о покушении, не говоря уже о практически исчерпывающей информации на стрелявшего? У всех четверых пистолеты были наготове.

В пятидесяти ярдах от них с правой стороны коридора открылась дверь из которой вышел молодой человек с потрепанной сумкой. Он оглянулся на приближавшихся полицейских, и Эндерс крикнул:

— Стоять! Полиция! Не двигаться!

Молодой человек нырнул назад в номер 1101 и захлопнул дверь. Верхняя половина ее была из матового стекла, нижняя — деревянная.

Эндерс и его отряд приблизились к двери, их тени отчетливо ложились на матовое стекло. Почувствовав опасность, Эндерс остановился и сделал знак остальным:

— Все назад! — крикнул он. — Не подходите! В это мгновение пули, выпущенные из номера, посыпали коридор осколками стекла и щепками.

Это ничего ему не даст, подумал Эндерс, но, будь я проклят, если позволю ублюдку уйти! Он все еще не мог придти в себя после покушения. И где! Прямо перед собором Святого Патрика! Эндерс почувствовал как у него закипает кровь.

— Олл райт, парни, — он немного понизил голос. — Он предлагает нам сыграть по его правилам, что ж, — сыграем.

Он указал им, какую каждому следует занять позицию, и после недолгих приготовлений они, ведя непрерывный огонь из всех четырех стволов, вошли в дверь, поливая комнату пулями до тех пор, пока не разрядили магазины своих пистолетов.

Наступившая тишина неприятно давила на уже привыкшие к грохоту выстрелов барабанные перепонки. В комнате резко пахло порохом. Эндерс оставил в коридоре одного полицейского, чтобы тот отгонял любопытных, которые уже высовывались из своих офисов на этаже.

С двумя другими он вошел внутрь. Молодой человек неподвижно лежал под окном. В последний момент он прижал к груди старенькую сумку. Рядом лежал «люгер» времен второй мировой войны. Тело молодого человека представляло собой что-то вроде фарша, вышедшего из мясорубки крупного помола. Пули попали в шею, руки, грудь, живот, ноги. Одна почти полностью оторвала нос.

Один из полицейских-новичков лишь поглядел на убитого, и его тут же стошнило.

— Черт бы все побрал, — пробормотал Эндерс. Вот что получается, когда даешь волю гневу. Он остановил этого человека, верно, но это единственное, чем он мог похвастаться. Он подошел к трупу и выглянул в окно.

— Все точно, это то самое место, — пробормотал он. — Передайте сообщение.

Он жестом подозвал полицейского и передал ему свою рацию:

— Немедленно «скорую», полицейского фотографа и криминалиста. Пусть свяжутся с медэкспертами, — он, не отрываясь, смотрел на свернувшегося калачиком мертвеца. — И, ради Бога, ничего здесь не трогать. Ничего, понятно?