Черное сердце

— У меня сложилось впечатление, что ваше правительство, ну, скажем, не приветствует отступлений от общепринятых норм.

— В последние годы мое правительство кое-что поняло, — Монах наклонился и взял ее пальцы в свою ладонь. Рука его была сухая и твердая, человеку с такими руками можно доверять, подумала Лорин. — Страна не может существовать и развиваться в вакууме, ею же и порожденном, — продолжал он. — А вакуум возник на волне нашей революции. Понимаете, до недавнего времени наше государство напоминало младенца — своей уязвимостью перед простейшими вещами, через которые человечество прошло на заре существования цивилизации. А уязвимость или, если вам угодно, комплекс неполноценности, породила ксенофобию, и не просто ксенофобию, а панический страх перед иностранцами. Уверен, вы об этом слышали. — Но сегодня, — он снова улыбнулся, — наше мышление претерпевает серьезные изменения, время творит чудеса! Необходимо считаться с реальностью, и теперь на первое место выходит мирное сосуществование со всем остальным миром. Здесь-то и заложено самое серьезное противоречие: правительство обнаружило, что само издало гору законодательных актов, запрещающих какое бы то ни было сотрудничество с иностранцами. Мы почти ничего не знали об окружающем нас мире. Официальная же политика сводилась к следующему: руку дружбы протягивать еще рано, восточное сознание не терпит спешки и суеты. Я оказался одним из немногих, скажем, вольных стрелков, на свой страх и риск налаживающих дружеские контакты, перерастающие затем в прочные деловые связи с западными партнерами.

— Но сегодня Китай — открытая страна и необходимость в ваших услугах отпала.

А девчонка не дура, подумал Монах, и усмехнулся:

— В целом, вы правы, однако мой бизнес приносит государству весьма неплохой доход, отказываться от которого было бы весьма глупо, согласитесь.

— Значит, вы никакой не вольный стрелок. Правительство имеет свою долю от вашей, с позволения сказать, охоты. Вполне капиталистический подход к делу.

Монах откинулся на спинку стула и захохотал:

— Совершенно верно, в самую точку! Мы весьма способные ученики, и учимся у вас очень быстро. Вольный стрелок, видимо, не самое удачное выражение. Неофициальный, так будет точнее, — он слегка сжал ее руку. — Учтите, я сообщил вам почти что государственную тайну. Лорин пожала плечами:

— Мне даже некому ее раскрыть. В Госдепартаменте у меня нет ни одного знакомого, — она пододвинула свой бокал на центр стола. — Еще вина, пожалуйста.

— Жаль, — вздохнул Монах, наполняя бокал Лорин, — что вы не хотите рассказать мне, что вас тревожит.

Лорин удивленно посмотрела на него, раздумывая.

— А почему бы и нет? — сказала она наконец. — Полагаю, свежий взгляд на мою проблему не повредит.

И она рассказала ему о Трейси, о брате Бобби и о том, что произошло между ними. Имен, однако, она не называла.

— Я люблю его, — закончила она, — и не понимаю, зачем приложила столько усилий, чтобы оттолкнуть его от себя.

Монах задумался.

— Вы предпринимаете действия, диаметрально противоположные тому, что чувствуете, — он поглядел на нее печальными глазами.

— Вовсе нет, — возразила Лорин. — В тот момент, когда я поняла, что он несет ответственность за гибель брата, я его возненавидела.

— Вы же только что сказали, что любите его. Чему верить? Что вы его любите или ненавидите?

— И то, и другое.

Монах кивнул:

— Так бывает. Человек очень сложное существо, способное на множественность чувств одновременно, — он сдул со стола несуществующую пылинку. — Но вы по-прежнему думаете о нем, он вам нужен. У ненависти мотивация несколько иная.

Лорин молчала, и он продолжал:

— И тем не менее, вы оттолкнули его. Почему, как вы думаете?

— Я же сказала, не знаю.

— Да, сказали, — он задумчиво рассматривал ее. — Знаете, а я вам не верю.

— Ну и нахал же вы! — вспыхнула Лорин, но вспомнив просьбу Мартина, смутилась и опустила голову. — Простите меня, — пробормотала она. — О Господи, надо же так оскорбить человека!

Монах улыбнулся и потрепал ее по руке:

— Да будет вам так убиваться. Я не неженка, каким, возможно, показался вам. Как бы там ни было, орешек, который вам предстоит разгрызть, очень крепкий.

Она кисло улыбнулась:

— Мне правда очень жаль, извините. Нельзя так себя вести.

— Я вас прекрасно понимаю, — серьезно сказал Монах, — когда зубной врач задевает нерв, вы подпрыгиваете от боли, верно?

Она кивнула.