Глаза Мицо закрывались, лицо стало белым как мел. Кровь, а вместе с ней и жизнь, стремительно покидали его тело через широкую рану в груди. Он попытался сделать вдох, но сил на это уже не было. Мицо в последний раз шевельнул губами:
— Ее отец... — на выходе прошептал он, — он очень... ее любит. Верни ее... отцу.
Трейси отвел взгляд от мертвого японца — в противоположном конце комнаты, не замечая ни его, ли мертвого Мицо, молодая женщина закрыла руками лицо и продолжала монотонно раскачиваться взад-вперед. Подобной усталости Трейси еще не испытывал, но информация, которую ему дал Мицо, подействовала как анаболик.
Он с трудом поднялся, ноги словно налились свинцом, и тяжело ступая, пошел по обломкам мебели и кускам кирпичей, которыми была завалена комната. На пике Виктории снова было тихо. Трейси подошел к Маленькому Дракону. Он осторожно вывел ее из дома в сад, где как безумные стрекотали цикады, и их нежно обволокла безлунная теплая гонконгская ночь.
Ким заперся в крохотном номере одного из далласких отелей и ждал. Сидя на неубранной постели и прислонившись спиной к стене с выцветшими обоями. Прямо перед ним валялась замусоленная вчерашняя газета. Ким тупо смотрел перед собой.
Где-то за закрытой дверью номера его поджидает смерть, Ким знал это наверняка. Свернулась клубком и ждет. Что ж, он тоже подождет, торопиться ему некуда.
Единственное окно находилось справа. А сам Ким находился на седьмом этаже — если бы он высунулся из этого окна и повернул голову влево, он бы увидел поросший травой склон холма, где в трагические дни 1963 года был убит президент Джон Фицджеральд Кеннеди.
Ким не испытывал ни малейшего сожаления, думая о том дне — хотя был тогда уже достаточно взрослый, как, впрочем, не испытывал сожаления ни по какому иному поводу: это чувство просто было ему неведомо. Феномен Кеннеди, сумевшего покорить всю Америку — по его мнению, совершенно необъяснимый феномен, — Кима никогда не интересовал.
Его уговорили ввести американские войска в Юго-Восточную Азию, чтобы помочь Южному Вьетнаму — режиму, обреченному изначально. Он оказался настолько безответственным, что купился на дезинформацию Советов относительно невероятного стратегического значения Вьетнама, не удосужившись даже прочитать историю страны и не проанализировав, насколько бесплодным окажется военное вторжение на территорию с таким рельефом, климатом и природой.
И, конечно же, он несет ответственность за покушение на братьев Нго. Этого Ким ему никогда не смог бы простить.
Но призрак Джона Фицджеральда Кеннеди меньше всего беспокоил сейчас Кима. Может, призрак и бродил по этим коридорам три дня назад, когда Ким въехал в отель и провел обычный осмотр здания: запасные выходы, пожарные лестницы, уязвимые места, возможные точки проникновения противника — одним словом, проделал рутинную работу по обеспечению собственной безопасности.
А потом у Кима возникло множество проблем, которые приходилось решать на ходу, и потому призрак бывшего президента мог слоняться, где ему заблагорассудится, Киму не было до него никакого дела.
Все началось в тот вечер, когда Атертона Готтшалка выдвинули кандидатом в президенты. Как было приказано, Ким отправился в Даллас, раздобыл спецпропуск, дающий право проходить на съезд — все ради того, чтобы передать Готтшалку послание Совета.
Так далеко Ким еще не заходил.
После триумфальной речи кандидата начался форменный бедлам, и Ким отлично понимал, что лучшего момента не придумать.
Он так и поступил: слившись с ликующей толпой, демонстрируя на каждом шагу охранникам из полицейского управления Далласа свой пропуск, он почти добрался до Готтшалка.
Он на мгновение остановился, толпа подхватила его и потащила вперед.
Он слегка пригнулся и, пробираясь сквозь лес аплодирующих рук, шагнул вперед. И поначалу он не видел ничего подозрительного, как вдруг спиной, затылком он почувствовал что-то неладное.
Толпа постепенно выходила из-под контроля и начинала бесноваться: сказывалась неделя томительных предвыборных дебатов, невыносимо скучных словопрений и занудливых телерепортажей. Поэтому сейчас избиратели решили немного расслабиться и устроить себе праздник.
Кандидат пожимал тянущиеся к нему со всех сторон руки, как павлин, распускал хвост перед телевизионщиками.
Ким, прищурившись, смотрел на Готтшалка, но он его сейчас не интересовал, внимание Кима было приковано к окружающим его личностям: шестое чувство подсказывало ему, что опасность исходит оттуда.
Они увидели друг друга одновременно. Ким сделал вид, что смотрит в другую сторону, а сам внимательно наблюдал за этим человеком боковым зрением. Ким входил в элиту наемных политических убийц. Здесь, как и в любой другой профессии, существуют специалисты разной квалификации — тот, за которым сейчас наблюдал Ким, принадлежал к среднему звену. Опыт и мастерство коллеги Ким чувствовал на расстоянии.