Но Макоумер импровизировал, вставлял в связку еще и удар коленом. Мышцы его напряглись, он издал гортанный крик и направил колено в спину Трейси, откинувшись при этом назад, за счет чего увеличивалась сила этого страшного удара. Это был завершающий удар из сдвоенной связки «рука — нога», и Трейси понимал, что если в имеющиеся у него доли секунды он не найдет противоядия, Макоумер прикончит его.
Размышлять было некогда, кружилась голова, и, что самое опасное, он уже не чувствовал ног.
Он противопоставил Макоумеру
Для с
Трейси движением бедра оттолкнулся от пола, надеясь, что вложил в это движение достаточно силы — хотя, кто знает, он почувствует это только в момент контакта с Макоумером. Теперь надо было задействовать стену. Выбросив полусогнутые руки назад, Трейси на мгновение коснулся стены и, соединив раскрывшиеся в коленях ноги, оттолкнулся от нее и, словно таран, обрушил сдвоенный удар каблуками в тазобедренный сустав Макоумера.
Самым главным было найти точный угол. Услышав треск костей и характерный звук рвущейся суставной сумки, Трейси понял, что
Макоумер отлетел назад, но руки его по-прежнему тянулись к горлу Трейси, он еще не понял, что с ним произошло. Макоумер задыхался от невыносимой боли в бедре, по лицу его текли слезы, потные волосы прилипли колбу.
Подняв правую ногу, Трейси мгновенно ударил Макоумера в подъем левой ступни, одновременно так развернув корпус, что удар передался в обреченное бедро противника.
Макоумер не выдержал: силы вдруг покинули его, и он рухнул на пол.
Трейси еще раз увел ногу в сторону и нанес страшной силы удар в живот чуть выше сломанного бедра. Это была завершающая фаза
Трейси судорожно хватал открытым ртом воздух. Макоумер же, собрав последние силы, словно огромная черная змея, поднимался за спиной. Глаза его были широко открыты и смотрели прямо вверх, словно оттуда могло прийти спасение. Но в них уже не было ни страха, ни боли, ни даже сожаления. Только решимость идти до конца, что означало либо его смерть, либо, при благоприятном стечении обстоятельств, смерть противника.
По лестнице глухо бухали тяжелые башмаки, из коридора доносились громкие возбужденные голоса, кто-то что-то кому-то приказывал, но Трейси чувствовал смертельную усталость и не мог пошевелиться. Потом кто-то выкрикнул его имя. Кажется, это был Туэйт. Ничего, скоро они и сюда доберутся, подумал Трейси. Он закрыл глаза и прислонился спиной к стене. В ушах, словно ветер, шумела кровь. Где-то совсем рядом Макоумер удивленно посмотрел на Трейси, сделал еще один неуверенный шаг в его направлении и, как подкошенный, опять рухнул. Чтобы больше никогда не подняться: он умер, еще не успев коснуться пола.
Первый, кого увидел Трейси, выходя из особняка на Греймерси-парк, была Лорин. Она стояла на противоположной стороне улицы, окруженная полицейскими в защитных шлемах. В неверном свете фонарей лицо ее казалось очень бледным.
На тротуаре собралась кучка зевак, которых сдерживал полицейский кордон. Размахивая служебными удостоверениями, через кордон просачивались журналисты, и Трейси в недоумении почесал затылок: как они успели так быстро обо всем пронюхать?
Несколько агентов в штатском увещевали суетливого фотокорреспондента, который заставлял стражей порядка морщиться от ярких вспышек его аппарата. Из переулка медленно, крадучись, выползали автобусы телевизионщиков: парни и девушки в кепках с эмблемами своих студий быстро, как на учениях, разматывали кабели.
Увидев на пороге особняка Трейси, все сразу же уставились на него, но подоспевший Туэйт дал команду своим людям, и те весьма эффективно отсекли Трейси от возмущенно орущих представителей средств массовой информации.
Лорин вырвалась из кольца своих мужественных защитников и бросилась к Трейси. От нее летел к нему такой поток тепла, нежности и любви, что Трейси забыл о боли. Она лишь прикоснулась к нему, и все проблемы мира исчезли.