После разлуки с “источником восхитительных эмоций”, его терзали противоречивые мысли. Они рвали его на куски, лишали уравновешенного состояния. Тьма убеждала придерживаться намеченного плана, но какое-то новое чувство провоцировало постоянные сбои в выбранной схеме. Он одновременно хотел действовать мягко и жестко. Спонтанное стремление окутать ее нежностью и лаской, столкнулось с холодным расчетом просчитанных наперед действий. От очередной порции противоречий, невольно сжимались кулаки и челюсти. Он ускорил шаг.
Он сделал стремительный рывок, сильно толкнул дверь и на легких парусах пересек порог зала, залитого дневными лучами солнца. Каменное, обширное пространство, с прожилками пород, смело характеризовалось, как величественное. Невероятных размеров комната, глубокая, занимающая собою, должно быть, три, а то и четыре этажа, в темное время суток, освещала свисающая с потолка свечная люстра, размером с большую телегу. Большие окна, забранные стеклянными витражами, мягко посверкивали, переливались в солнечных лучах самыми разнообразными цветами.
Директор Рэбэр сидел в чёрном бархатном камзоле, в окружении коллег, и, что-то царапал в пергамент, заседая за величественным столом.
Сухопарый, сутулый, седой преподаватель по рунам, лет шестидесяти, в очках с толстыми стеклами, похожий на черепаху без панциря, удивленно поднял взгляд и уже открыл, было, рот, чтобы что-то сказать, как директор поднял глаза.
— Насколько мне помнится, я тебя не приглашал.
— Где вся одежда, мольфы Грант? — Тонг хлопнул по столу обеими ладонями. — Вы что?! — жарко выдохнул он. — Совсем ничего ей не дали?!..
Директор обвел глазами присутствующих.
— Господа, давайте перенесем нашу встречу на завтра!
Ответом ему были тяжелые вздохи присутствующих.
— Мы ведь собрались обсудить важные вопросы. Такими темпами плохо верится, что дальше будет возможно войти в нормальную колею учебного процесса.
— У вас какие-то проблемы со слухом? — Тонг позволил вкрасться в свой голос нотке раздражения.
Маленький, щуплый, подвижный, как головастик, учитель истории, поймав его фирменный взгляд, в котором читалось "убью тебя позже", сжался.
— Все свободны! — видя такое вопиющее нарушение приличий, директор скрестил руки на груди. — А ты сядь, не мозоль глаза! — буркнул на Тонга.
После их ухода в зале дохнуло арктическими льдами.
— Что, собственно, ты желаешь услышать? — шумно сопел директор.
— Я не в настроении переспрашивать, как попугай.
Директор глубоко втянул воздух, словно готовясь нырнуть в холодную воду.
— Магистр Аганит попросила не создавать этой мольфе слишком комфортные условия.
— Но ведь у вас наверняка было свое мнение? — настаивал Тонг.
— Нет. То есть да, но, оно к делу не относится.
Тонг опустил голову и, улыбаясь, слегка покачал ею:
— И меня еще называют жестоким.
— Ну, знаешь ли! Суровость от жестокости решительно отличает одно: суровость не ищет и не получает удовольствия от причинения неудобств другому. С какой стати ты печешься о землянке? — спросил директор, пытливо вглядываясь в него. — Я полагал, что ее существование не касается тебя.
— Мыслимо ли вам задавать мне вопросы о землянках? Если уж на то пошло, я предупреждал, что ей здесь не место.
— Я чего-то не понимаю? — к щекам директора прилила кровь, они сделались пунцовыми. Направление, которое принимал разговор, пришлось ему не по душе.
— Чего тебе не понятно? — едкий смешок сорвался с губ Тонга. — Хочу я ее, — в глазах его мелькнул колючий огонек. — Ту, что желал ненавидеть до дрожи, до омерзения… Так что, ПОКА она проживает в Гроттер-Хилле, ты обеспечишь ее всем, что необходимо для того, чтобы жить на широкую ногу. Иначе, я начну решать вопросы своими методами.
— Пока? — подхватил директор.
Тонг оставался спокоен и сдержан, а он тяжело дышал, как после драки, сердце колотилось.
— Ты же знаешь, что я здесь последний год. Следовательно, она тоже. Не хочу оставлять ее в лапах спесивых аристократических индюков, которые больше всего пекутся о том, как бы чего не вышло.
— Вот так, запросто? — директор расстегнул пиджак и ослабил воротничок. — Ей еще учиться и учиться! Какая из нее невеста? За душой ни гроша. Она красивая, не глупая, этого у нее не отнимешь. Но кроме этого — ничего.
— Что ж, это замечание вполне в твоем духе, отец.
— Зачем она тебе? — неожиданно бухнул директор.
Должно быть, на его лице отразилось больше, чем следовало, потому что Тонг усмехнулся краем рта.
— Ну… — за последним коротеньким словом стояла сложная смесь чувств — предвкушение, жажда, вопрос, обращенный в себя — а впрямь, зачем? — Она идеальная для меня, — невозмутимо ответил он, продолжая рассматривать директора. — Ей самой в голову не приходит, как она дополняет меня.
— Тонг… — произнес директор, собираясь достучаться сквозь корку холода, отделявшую его от сына.