Чёрное солнце

– Не совсем. Они такое не отсеивали, – она продолжила бы, но как будто вдруг вспомнила, что знает меня не больше часа, сразу же переменившись в лице. – Извините, наверное, я сказала лишнего.

– Зачем ещё устраивать такие вечера, если не для разговоров? – улыбнулась я. – Философия не знает границ, и, к тому же, здесь на неё нас никто не осудит.

– Да, Вы правы.

Из гостиной донёсся взрослый хохот.

– Так всегда нравилось быть индивидуальностью, – девушка с улыбкой подперла голову кулаком, опираясь о столешницу, – в пятнадцать лет мне говорили, что я не выгляжу на свой возраст, это так льстило мне. Мне всегда хотелось отличаться от сверстников, когда они пытались быть старше, я старалась оставаться ребёнком.

– Зато умным.

– Наварное.

– Обычно такие не бывают глупыми.

– Глупые, как правило, пытаются из себя что-то строить. Может, если этого хочет общество. Сильным ты становишься тогда, когда общество играет по твоим правилам.

– И как? Играет?

– Слабенько. Нужен опыт. Ему нужно время.

– А если оно не хочет?

– У нас в лицее ты либо учишь литературу с Мальцевой, либо не учишься в лицее. Захочет.

Я посмеялась.

– Обычно я спрашиваю у таких людей, какие у них планы на жизнь. Тут, думаю, все вполне понятно.

Она отмахнулась, засмеявшись.

– Вы мне льстите, я не такая особенная.

И впрямь. Не особенная. Я сомневаюсь очень редко, но эта девушка заставила меня посомневаться в том, что она человек.

В конце она сказала, что обстановка в комнате заставила ее вспомнить детство, и «унестись в край фантазий, размечтавшись и начав философствовать». Разве не таким должен быть учитель литературы? Думаю, нет.

– Ненавижу пьяных, – Алиса закурила, как только дверь за надоевшими гостями закрылась.

– Как вы пообщались?

– Пойдёт. А ты с Маринкой, видимо общалась?

– «Маринкой»?

Алиса покатилась со смеху.

– Маринкой, – подтвердила она, – у неё в восьмом классе были самые длинные волосы, одно удовольствие было дергать!

– Странно, об этом она мне не говорила.

– Ещё бы! Школа была для неё – самое тяжёлое время. Она раскрылась, когда слиняла в Питер, отучилась там, и вернулась покорять Москву, ахах, – сама же посмеялась со своих слов она. – Прости, я пила. Было бы странно, если бы на встрече выпускниц было больше двух трезвых людей. Так странно, – она уставилась в точку, на мгновение отведя изящным жестом сигарету от губ, – я помню их такими маленькими, думающими, что в универе они встретят любовь всей своей жизни… я помню, как они мазали красной помадой губы перед дискотекой, пробовали курить, списывали, думали о лучшей жизни. А Марина всегда была такой, она не изменилась. У неё была непростая жизнь, я не знаю, что ее ждёт. А эти… разочарованные в жизни взрослые, настоящие взрослые, не просто накрашенные девочки, а потрёпанные жизнью, людьми, неудачами, не ухоженные личности. Их и личностями-то не назовёшь. Почему все так плохо? Они же были отличницами, белыми, чистыми зубрилками. Почему сейчас они сидели передо мной и отборными матами ругали все, что коснулось их жизни? Дети, одиннадцатый класс, школа так снисходительна с ними. Они уже не дети, но так верят в чудо, так отчаянно пытаются жить, ловить моменты, как будто знают, что их ждёт, – тогда она подняла на меня абсолютно трезвый, обречённый взгляд, – почему жизнь так жестока, Аня?

– Мы сами себе ее выбираем.

– Ты думаешь, Он хотел себе смерти? – она заулыбалась, что кровь поледенела. – Нет. Хотели, может быть, все, но не он. Он точно не хотел умирать, – сначала я даже поверила, но потом поняла, что верить такой, как Алиса… весьма сомнительно. – Ты хотела. Просто признай это. Ты устала от него, но не знала, как сказать.

– Мое желание мало что изменило бы. Он сам на это пошёл.

– Нет! Этого не может быть!

Я ни разу не видела, как рыдает Алиса. Передо мной была не она, а ослабевшая частичка ее души, забившаяся в тёмный угол, и наконец, смогшая найти выход наружу. Будь свободна, тьма внутри людей. Вот, что такое забыть прошлое.

5