– Этим утром менты выловили труп Феди Грязного, ну ты-то должен его знать! – произнёс Маркел, смотря как меняется рисунок внешности на бандитской роже амбала, как из онемело-безразличного перекраивается оно в смятенно-удивлённое. – Так надо сказать, что Федя этот не просто неудачно оступился, прогуливаясь по набережной. Его утопили, а перед этим голову нафиг отрезали, которую между прочим так и не нашли, – объяснил он, полнолунием глаз взирая на потрясённого амбала и разломив черничное печенье на пополам, так, словно оно было шеей утопленника. – А не так давно, у нас одну сутенёршу грохнули, маму Гулю, персону тоже, весьма небезызвестную! – возвестил Сердобов, наблюдая как сереет физиономия Батонова, не понаслышке знавшего погибшую. – Показать фотку? Очень тебе понравится, если нервишки крепкие! – галантно предложил Маркел, но окаменевший громила не попросил фотографии. – Так вот я и спрашиваю тебя, дружище, кто отморозков мочит, как думаешь? – развернув и скушав мятную конфетку, осведомился Сердобов, но Женя не успел что-либо ответить. Веснушчатый малыш, что в соседнем зале праздновал день рождения подружки, подбежал к амбалу и одёрнул того за рукав футболки.
– Дяденька, отведите меня в туалет! – восторженно гаркнул оставшийся без материнского присмотра мальчик, отчего у Батона глаза и брови его гусеницами полезли по лбу на лысую маковку.
– Ты чё, спиногрыз? Совсем лимонада обдулся, меня с мамашей попутать? – возмущённо воскликнул бугай, возвращая уплывшие глаза к переносице. – Топай вон в пальму облегчись! – гневно рыкнул он, дубинкой пальца указав на кадку с пышной растительностью.
– Полегче, Женя, – вмешался Маркел, опустив ладонь на детское плечико. – Перед тобой не гоблины твои твердолобые, а малец пятилетний и он не виноват, что его мама слегка напоминает тебя, – промолвил шутник, вызвав этим замечанием остановку всей умственной деятельности в батоновской голове. – Туалет вон там, – сообщил Маркел мальчишке и тот сбежал, на прощанье показав онемевшему амбалу язык. – Ну, так ты не ответил на мой вопрос… – с мрачной улыбкой напомнил Сердобов и громила благополучно пришёл в себя.
– Кто Грязного замочил, не знаю. Братве он дорожки не переходил и жил по понятиям, – хмуро обронил Батонов, уложив локти на стол.
– Убивал, мошенничал, детей на наркоту сажал… – ненавязчиво внёс очерк в житиё покойного Маркел и Батонову это сразу не понравилось.
– Не без этого, конечно… Ну, у каждого, внатуре, свой бизнес, – угрюмо хмуря лоб, выискал он оправдание для соплеменника.
– Отличный бизнес! Немало, наверное, жизней погублено, чтобы он процветал? – добродушно улыбнувшись, поинтересовался Маркел, и детина подавился собственным языком.
– Ну, ты не слишком-то наезжай, дружище. Грязный сволочью не был и делился с нами по-братски! – провещал он, тяжело, исподлобья глазея на собеседника.
– Стало быть замечательный человек, раз делился. А вы, Женя, этим баблом кровавым не подавились после? – презрительно усмехнулся Сердобов и Батонов оскалился на него разъярённым псом.
– Маркел, ты базар-то фильтруй! Горбаться на свою газетёнку, а язык не распускай! И вообще, чего ты роешь? Чего ты вынюхиваешь, Шерлок Холмс херов? – всё больше наливаясь лютой злостью, прорычал бугай.
– Не кричи, Женя, не пугай детей! – безмятежно и сумрачно произнёс Сердобов, тоже поднявшись. – Давай, разойдёмся по-хорошему, не обостряй ситуацию, – назидательно посоветовал Маркел, потемневшими зеркалами глаз, упираясь в товарища. – Лучше шепни, если что узнаешь, а я в долгу не останусь.