Черное солнце

– Разрешите? – На пороге появился первый заместитель Тарасова. Невысокого роста, с полным, почти круглым и на первый взгляд наивным лицом, получив утвердительный ответ, одернул мешковато сидевший на нем китель, бочком протиснулся в кабинет и осторожно присел на краешек стула. Ни дать ни взять – бухгалтер занюханного колхоза. Но в управлении хорошо знали, что за его абсолютно безобиднейшей, для непосвященных, внешностью скрывается непревзойденный мастер рукопашного боя, способный в одиночку перебить с десяток американских «зеленых беретов», причем, как говорится, – «без шума и пыли». Были, знаете ли, прецеденты, еще во времена Карибского кризиса.

– Вот что, полковник, завтра с утра снимай наружное наблюдение с немецких гостей. Прослушку пока оставим, мало ли что, но топтунов наших убирай, и пускай те не приближаются к немцам даже на пушечный выстрел. Иначе, чует мое сердце, спугнем этих прохвостов, помнишь, как англичан тогда, в восьмидесятом? То-то. По ним сейчас плотно работает группа Суходольского. Думаю, они сами справятся, тем более игра не сегодня так завтра переместится в район смоленского лесного массива. А там другие правила, сам знаешь. В общем, группу Суходольского пока в известность не ставить. Я так понимаю, фрицы сами на них выйдут…

Смоленская область, август 1941

Иван Тимофеевич с трудом повернулся на бок. Адская боль в правом боку, куда угодила пуля, казалось, пронзила его насквозь. И все же, превозмогая себя, он нашел силы и посмотрел на улицу. Сквозь щели в дощатом сарае, куда его бросили немцы, отчетливо были видны кусочек пыльной улицы, край деревенского дома и старая яблоня, сплошь усыпанная крупными зелеными яблоками. «Антоновка, – отрешенно подумал старший инкассатор, – еще не успела созреть». Рядом послышался шум подъехавшей автомашины, хлопнула дверца. Скрипнув несмазанными петлями, распахнулась дверь в сарай. Старший инкассатор зажмурился от яркого солнечного света, хлынувшего внутрь.

– Ну здравствуй, красноперый, не узнаешь?

Иван Тимофеевич, с трудом разлепив заплывшие глаза, посмотрел на вошедшего. Перед ним стоял, заслоняя весь дверной проем и тяжело опершись на резной деревянный посох, толстый эсэсовец с капитанскими знаками различия. Присмотревшись, инкассатор не поверил своим глазам. В этом среднего роста, заплывшем жиром седом старике сейчас лишь с большим трудом, но все же можно было узнать щеголеватого штабс-капитана царской армии, с которым Иван Тимофеевич вместе служил под началом прославленного генерала Баратова в Персии. Потом, правда, судьба-злодейка развела друзей по разные стороны баррикад. И сразу всплыла в памяти их последняя встреча. Тогда, в далеком 1919 году, Иван Тимофеевич, красноармеец пулеметной роты, неожиданно столкнулся со своим бывшим другом во время жестокого боя с деникинцами за станицу Богатую под Астраханью.

– Ну, что молчишь? Постарел? Ты тоже весь седой как лунь, сразу и не признать. А я смотрю твои документы и все гадаю, неужели ты? Даже рана от твоей шашки на плече снова заныла. Столько лет не давала о себе знать, а тут вдруг разболелась. Что, думал, утонул штабс-капитан в Каспийском море?

– Не такая уж ты важная персона, Вольдемар, чтобы столько лет думать о тебе. Сколько я вас, «золотопогонников», на том обрыве положил? Были чинами и повыше, – ответил старший инкассатор сквозь зубы. – А ты что же, теперь под фашистов лег?

– Я, мил человек, если помнишь – по роду немец и эту вашу советскую власть душил и душить буду. Вот так-то. А ну-ка вытащите его на солнышко, хочу поближе посмотреть на дружка своего бывшего, от которого я чуть было смерть лютую не принял. – Шварц повернулся к солдатам и махнул рукой.

Двое ринулись в темноту сарая, грубо схватили Ивана Тимофеевича под руки, поволокли к выходу и бросили к стволу старой яблони. Боль в боку стала настолько сильной, что глаза раненого заволокла кровавая пелена. Сквозь шум в голове до него снова долетел скрипучий голос Шварца:

– Да, было времечко. Помнишь Персию, октябрь 1915-го? Экспедиционный корпус генерала Баратова? Мы ведь с тобой в разведку вместе столько раз ходили. Забыл небось, как по Георгиевскому кресту да по 25 рублей за взятого «языка» получили. Подумать только! Целое состояние, как тогда нам казалось. Только потом ты к красным переметнулся, предал царя и Отечество. И друга своего бывшего чуть не зарубил на том обрыве.

– Так уж вышло, Вольдемар. Назад теперь ничего не вернуть. – Иван Тимофеевич устало закрыл глаза.

– А я ведь тогда, в 1919-м, несмотря на страшную рану от твоей шашки, по берегу моря до Баку добрался. И, кстати, знаешь с кем там поручкался? С самим Лаврентием Берией, наркомом вашим. Правда, фамилия тогда у него другая была. Дай бог памяти – Лакербая, кажется. Там, в Азербайджане, мы с ним на англичан вместе работали. Должник он мой теперь на веки вечные. Много он тогда соратников Сталина вашего англичанам выдал. Как расставались, со слезами и соплями просил меня не выдавать большевикам его тайну.

– А ты что же? – тихо спросил Иван Тимофеевич.