Черное Солнце

– Они выглядят не такими уж и ужасными, – заметил Серапио. Он сидел под крылом огромной вороны и поглаживал черные перья, наблюдая за приближающимся жречеством. Чтобы получить возможность увидеть их прибытие, он принял еще одну дозу звездной пыли, и Бенунда позволила ему воспользоваться ее зрением.

Внешность обманчива, – предупредила его Бенунда. – Они убили множество Ворон.

– Мой наставник описывал их как чудовищ. Я ожидал, что они будут подобны созданиям из ночного кошмара, а это оказались простые люди в ярких одеждах.

Он наблюдал за возглявлявшими процессию четырьмя жрецами, обряженными в длинные мантии и маски – красную, белую, черную и желтую. Серапио подумал, что это, должно быть, главы орденов, и решил начать с того, кто был в красном, – наставник говорил, что это цвет Жреца Ножей и именно его будет труднее всего убить.

Серапио перевел взгляд на жреца в желтой маске и нетерпеливо наклонился вперед. Наставник говорил ему, что Жрец Солнца – женщина, но тот, кто сейчас носил золотую маску, больше походил на мужчину. Впрочем, это было не важно. Не имеет никакого значения, кто скрывался за маской. Серапио находился здесь, чтобы положить конец жречеству и, если Поваге был прав, изменить расстановку всех сил в мире.

Вслед за теми, что носили маски, шли еще жрецы. Адепты, как называл их наставник. Ученики жрецов – он должен уничтожить и их тоже, – прежде чем они успеют вырасти и наводнить землю.

– А кто остальные пришедшие? Обряженные в золотые, зеленые и синие одежды? – Синий цвет он узнал по вчерашнему описанию Ксиалы. – Они – представители кланов, Созданных Небеса-ми, да?

Именно.

– А где же Черные Вороны? – удивился он.

Твой собственный клан достаточно умен для того, чтобы сегодня держаться подальше отсюда, Одо Седох.

Мой собственный клан, – подумал он. – У меня есть клан. У меня есть семья. – Его взгляд обратился к едва различимым на юго-востоке черным утесам Одо. – Я делаю это для вас. Пожалуйста, простите меня.

Он ждал, и Бенунда молчала вместе с ним. Он расслабился, прижавшись к ее сильной груди, укрывшись под ее крылом. И единственное, о чем Серапио сейчас жалел, так это о том, что им не суждено больше полетать вместе. Хотя бы еще раз.

Жрецы и кланы завели песнопения, прогоняя словами тьму и приветствуя возвращение солнца. Впрочем, они опоздали.

По мере того как тускнел дневной свет, росла тень – совсем как тогда, когда он был ребенком. И когда Бог-Ворон поглотил солнце – пение у его ног стало громким и отчаянным.

– Мне пора идти, Бенунда, – сказал он.

Да, я знаю. Счастливого пути, Сын Ворона. Увидимся, когда все будет кончено.

– Бенунда…

Я понимаю. – И, громко взмахнув крыльями, она взмыла в небо. Серапио разорвал связь с ней, в последний раз увидев себя со стороны – взор обращен в небо, на лице – радость.

Он был один. В голове всплыли слова его матери.

Ты должен вернуться домой, в Тову… Там ты снова откроешь глаза и станешь богом.

За поясом висели два обсидиановых ножа. Серапио вытащил один, свободной рукой оттянул кожу на веке и по очереди провел клинком, разрезая рубцы, удерживающие глаза закрытыми. Стараясь не закричать от боли, он закусил губу, и кровь хлынула в рот, струйки побежали по щекам, Серапио согнулся от боли, но все же завершил задуманное.

Он по-прежнему был слеп – слишком давно был причинен вред его глазам. Но для того, чтобы видеть при свете черного солнца, Серапио не нужно было человеческое зрение.

Сложив ладони чашечкой, он стер кровь с лица, размазав ее по волосам. С трудом поднялся на ноги и снял рубашку, обнажив свои хааханы. Взял в руки посох, как оружие, и призвал к себе тень. И она просочилась сквозь его кожу и выросла, любовно окутывая его, подобно плащу, сотканному из тьмы, дабы облегчить ему путь.

Оставалось сделать только одно. Сказать.

На мгновение его охватил страх. Серапио не хотел умирать. Раньше, когда Поваге рассказал ему, что должно произойти, он очень легко принял свою судьбу. И даже когда Ксиала ругала его на борту баржи, он не дрогнул. Но сейчас, в этот момент, ему вдруг захотелось… иного. Он хотел быть Серапио.

Но он не был им с двенадцати лет. «Сосуд», – напомнил он себе. Не личность, не человек. Оружие. Он заставил себя сделать глубокий вдох, позволяя запаху собственной крови наполнить нос и рот. И сомнение оставило его, сменившись решимостью и целеустремленностью.

– Я – Одо Седох, – прошептал он.

Серапио почувствовал, как он раскалывается на миллион кусочков, ощутил, как тьма наполняет его, разрывает на части и собирает обратно – в его истинную форму. Он закричал от переполнившей его эйфории – и мир содрогнулся от его приближения.