Ксиала благодарно кивнула и отошла. Ее руки дрожали, когда она сделала глоток из припасенной бутылки. Она пила с тех пор, как проснулась и пришла сюда, полная решимости найти Айше и забыть прошедшую ночь. Но спросить о подруге у нее не хватило духу, и единственное, что осталось в голове, – лишь воспоминания о руках Серапио на ее теле, о его губах, собирающих мед с ее пальцев, о прикосновении его губ к ее голове.
Она попыталась вспомнить, почему отпустила его. Почему она не боролась за него? Она ведь тик, а тики упрямы! Тики не сдаются! И у нее была Песнь, столь могучая, что она могла подавить человеческую волю. Почему она не проигнорировала его возражения и не заставила его остаться?
Толпа запела новую песню, и кто-то начал нетерпеливо топать ногами, призывая солнце вернуться. Она оглядела всех этих незнакомцев. Когда-то она любила толпу, любила кантины, но теперь все это казалось ей мрачным. Пустым.
– В преисподнюю это, – сказала она. Ксиала схватила за руку ближайшего гостя – человека в цветастой накидке – и сунула ему бутылку. – Вот. Угощаю.
Мужчина поначалу смутился, но видя, что Ксиала улыбается и настаивает, он взял бутылку и поблагодарил.
Ксиала пробралась сквозь толпу на балконе и спустилась по ступенькам на улицу. В темноте и у костров собирались толпы людей, ждущих, когда их разожгут новогодним огнем. Глаза Ксиалы привычно расширились, пытаясь уловить больше света, но было так темно, что девушка с трудом видела даже собственные ноги. Толкаясь плечами и бормоча извинения, она пробиралась сквозь толпу, обходя препятствия и толком не понимая, куда идет, пока вдруг не оказалась на площадке моста, ведущего к Солнечной Скале.
Она заколебалась, глядя на простор перед собою. На Скале что-то происходило. Тьма, еще более темная, чем фальшивая ночь вокруг, клубилась над плоскогорьем, подобно живому существу. Ей показалось, что она слышит крики, слабые и отдаленные, хотя уверенности в этом не было из-за звучащего вокруг пения. Женщина на балконе сказала, что по мосту пройдет гонец с факелом, поэтому она прищурилась, вглядываясь в темноту, выискивая любой признак приближающегося света.
И что-то действительно приближалось. Что-то большое и бурлящее заставило мост закачаться. Толстые плетеные канаты раскачивались и натягивались на каменных основаниях. Крики – теперь она была уверена, что слышит именно их, – становились все громче.
Бурлящая толпа появилась внезапно. Десятки, нет, сотни или даже больше людей бежали вперед, толкаясь и давя друг друга, пытаясь перебраться через мост. Ксиала с ужасом увидела, как огромный пролет накренился и женщина, одетая в ярко-голубое платье, рухнула в пропасть. За ней последовало еще одно тело, слишком темное, чтобы его можно было опознать.
Ксиала моргнула. Все произошло так быстро, что она не была уверена, видела ли это на самом деле. Даже учитывая ее улучшенное зрение тика, тени были слишком густыми, и вдобавок никто не остановился и не закричал. Толпа была все ближе, и Ксиала успела отпрыгнуть в сторону как раз в тот момент, когда с моста хлынули бегущие. Окровавленные наряды, одетые в честь солнцестояния, были разорваны, а в широко распахнутых глазах светился страх.
Она все пыталась осознать это, понять, что происходит.
– Серапио, – прошептала она. Все эти люди, без сомнения, пытались скрыться от него.
Она протиснулась в толпу, изо всех сил борясь с потоком. Но людей было слишком много, и ее поволокло прочь от Скалы, обратно в Титиди.
Нет! Она будет бороться. Она потянулась за своей Песнью, и та, дикая и яростная, сорвалась с ее губ, ударила острым клинком, пробивая дорогу сквозь толпу.
Люди вокруг остановились, будто застыли, но те, кто был дальше, не могли слышать ее Песнь, и они мчались вперед, топтали остановившихся… И те пали без жалоб, раздавленные ногами.
Ксиала задохнулась от ужаса и попыталась изменить Песнь, смягчить приказ, понизить тон, чтобы успокоить, а не ранить. Она подумала о ласковых водах и звездных ночах. Она подумала о смехе и хорошей еде на песчаном берегу. Она подумала о детских сказках, поведанных благодарному слушателю. И это сработало. Люди замедлились, успокоились. Она Пела так громко, как только могла, и везде, куда добралась ее Песнь, люди затихли.
Она проталкивалась сквозь податливые тела, продолжая петь. Добралась до моста, а затем и вовсе смогла пойти по нему. И улыбнулась, спев жизнерадостные ноты. Это должно было сработать.
И вдруг что-то изменилось. Темный шторм, состоящий из осколков льда, острых, как стекло, обрушился на мост. Он хлестал по волосам, обжигая лицо. Резал кожу льдинками, острыми, как обсидиан. Омертвляя нервы и мысли, промораживал изнутри, подобно ледяным кристаллам, замерзающим на озере.
Ее Песня дрогнула и затихла.
Люди вокруг спотыкались и падали, терзаемые тем же неестественным ветром. Она же стояла на коленях, вцепившись в толстую веревку моста, уверенная, что шторм сбросит ее в каньон.