Черное Солнце

– Выпустите меня! – громко закричала она, стуча кулаком по двери. В голове вспыхнули новые воспоминания. Другая тюрьма, на ее родном острове – мать плачет снаружи, тетя проклинает ее имя. В груди поднялась паника, и Ксиала хватала ртом воздух, пытаясь отдышаться, борясь со слезами.

Снаружи раздался голос кого-то из членов экипажа, и она снова закричала, но заговоривший удалился прочь, а не приблизился.

– Я ваш долбаный капитан! – выкрикнула она.

– Им это известно.

Она обернулась, чтобы увидеть, что Серапио с настороженным выражением лица повернулся к ней.

– Что?

– Я сказал…

– Я знаю, что ты сказал. Я имела в виду почему? Почему я здесь?

Она подавила тревогу, грозящую захлестнуть ее с головой, и повернулась, чтобы вновь постучать в дверь, и на этот раз вглядываясь в щели между тонкими деревянными планками. Желудок сжался.

– Почему там ящики, блокирующие дверь?

– Чтобы удержать тебя внутри.

– Но почему? Почему им понадобилось блокировать дверь? Я же не… – Головная боль снова усилилась, и Ксиала попыталсь стряхнуть ее, вытащить воспоминания, которые по-прежнему проносились в голове какими-то вспышками. Ей захотелось закричать: Я же не убила никого! Но, по правде говоря, она не была в этом уверена.

– Луб не выжил, – сказал Серапио.

Она сглотнула, какая-то часть ее гнева и замешательства сменилась печалью.

– Я знаю, я… Я пыталась.

– Бейт обвиняет тебя. Говорит, ты перерезала веревку, что связывала их, и, если бы ты этого не сделала, они бы оба выбрались на поверхность.

Нотки печали сменились недоверием.

– Луб тащил его вниз, размахивая руками в гребаной панике. Если бы я не перерезала веревку, Бейт тоже бы умер.

Серапио мгновение помолчал, прежде чем ответить:

– В этом есть смысл, но Бейт думает иначе. Другие тоже.

– Другие? Откуда они знают? Откуда ты это знаешь?

– Я слышу их.

Это заставило ее замолчать, даже как-то успокоило, и она прижалась ухом к стене, чтобы понять, может ли сама услышать что-то. Голоса перекликались между собой. Нет, спорили, но она не могла разобрать ни слова.

– Мой слух лучше, чем у тебя, – сказал он.

– Из-за магии?

– Нет, из-за необходимости. Я лучше натренирован. – Он прикоснулся пальцем к веку, напоминая о своей слепоте.

Она отвернулась от двери.

Серапио успокоил ее, позволил ей остаться в настоящем и не затеряться в плохих воспоминаниях. Она выберется, это всего лишь вопрос времени. И раз уж он здесь, ожидание будет не столь ужасным.

Она оглянулась по сторонам. В этой проклятой крошечной комнате было негде сесть, кроме как рядом с Серапио.

– Не против, если я сяду?

Он выпрямился, пряча мешочек на шее под мантию, и провел рукою по волосам, отбрасывая их назад.

– Милости прошу.

Она усмехнулась – маленькая вспышка радости. Она была уверена, что это попытка ухаживать за ней, и ей это нравилось.

Она, поджав под себя ноги, опустилась на скамью рядом с ним. Откинула голову назад, прикоснувшись к деревянным перекладинам, и тихо выругалась. Что произошло? Что она натворила? По телу прокатилась волна знакомого стыда. Обычно это чувство проявлялось после ночи пьянства, но она не выпила ни капли, тогда почему от воспоминаний остались лишь осколки, почему она чувствует, что разрушила что-то драгоценное?

– Тебя беспокоит отсутствие повязки на моих глазах? – спросил Серапио. Его голос был тихим, почти нерешительным – впервые с той ночи на рифе.

– Совсем нет, – ответила она и не соврала. Ксиала находилась так близко, что могла видеть зазубренный, приподнятый край плоти, келоидный шов на линии ресниц. Что бы ни случилось с его глазами, оно было давно залечено, и сейчас смотреть на это было совсем не страшно. Не настолько страшно, чтобы скрывать глаза под повязкой. Если, конечно, его самого не смущало это.

– Тебя беспокоит моя нагота? – спросила она.

Он покраснел:

– Ты обнажена?

– Очень даже.

Он рассмеялся хрипло и недоверчиво.

– Я никогда раньше не сидел рядом с обнаженной женщиной, – признался он. – Или, по крайней мере, с такой, которая призналась бы мне в этом.

– Придется поработать над этим, друг мой, – ухмыльнулась она. Разумеется, он не видел ее улыбки, но, наверное, что-то все же почувствовал, потому что сам улыбнулся в ответ, обнажив красные зубы.

– Тебе нравится мое одеяло? – спросил он.

– Я бы предпочла какую-нибудь одежду, если она у тебя есть, – признала она. – Возможно, у тебя есть какая-нибудь весьма старомодная черная мантия, которой ты можешь поделиться?

– Моя одежда столь ужасна?

– Для человека-ворона – нет. Но для остальных…

Он улыбнулся чуть шире, и, несмотря все на ужасные обстоятельства, она почувствовала, что внутри у нее что-то расправилось. Он не осуждает меня, подумала она, и в душе словно узел какой-то развязался, а из глаз хлынули слезы. Ксиала прижала ладони к глазам. Она и не думала, что испытает такое облегчение от того, что ее примут.