— Бетховена? — недоверчиво повторяет он, странно на меня глядя. — Нет. Если мы жили ч ним в одно время, не значит, что я встречался с ним, — он делает паузу, слегка улыбаясь мне. — Хотя я видел Моцарта на концерте.
Я смотрю на него с благоговением.
— Да ладно.
Его улыбка становится шире, достигая глаз, пока они не становятся совершенно ослепительными. Бабочки порхают у меня в животе.
— Да, правда, — говорит он. — В Париже, — он закрывает глаза, на его лбу появляется задумчивая складка. — Кажется, 1763 год. Была холодная ноябрьская ночь. В те дни снег выпадал рано, снегопад был сильный. Из-за этого я чуть не пропустил концерт. Моцарт был так молод, совсем мальчик. Может быть, лет восемь. Никогда не видел ничего подобного раньше и не видел с тех пор.
Он открывает глаза и устремляет их на меня, и на мгновение кажется, что я вижу в них прошлое. Я чувствую, каково это — быть там, и слезы автоматически наворачиваются у на глаза, а по рукам бегут мурашки. Я чувствую холод за дверями концертного зала, слышу приглушенный шепот толпы, затем шаги по деревянной сцене. Первые ноты фортепиано, такие чистые, такие красивые, что мое сердце почти разрывается.
Уголок его рта приподнимается, когда он наклоняет голову, изучая меня.
— Любопытно. Чувствуешь, что ты рядом, да?
Я медленно киваю, боясь разрушить чары, хотя не понимаю, где Филип Гласс, а где Моцарту, крутятся у меня в голове.
— Знаешь, — задумчиво произносит он тихим голосом, продолжая наблюдать за мной, — почти целую вечность никто не пил мою кровь. Такое случается не часто, и никогда не происходит случайно.
— Что это значит? — тихо спрашиваю я.
Он встает на ноги и подходит, присаживаясь передо мной на корточки, его присутствие так близко, что моя кожа теплеет, холодеет, и обратно.
Ощущаю себя совершенно живой.
— Это значит, что теперь ты разделяешь часть моих воспоминаний. О том, что я чувствовал. То, что я видел. И то, что сделал, — он протягивает руку и с поразительной нежностью проводит большим пальцем у меня под глазом. Я удивлена, увидев, что он мокрый от слезы. — Мне нужно осторожнее рассказывать тебе о своем прошлом, — тихо говорит он.
Я смотрю на него, в шоке оцепенев.
Он поднимается на ноги, и я быстро закрываю глаза, пытаясь снова вызвать в памяти Моцарта, но оно исчезает, как сон утром.
Я тоже начинаю угасать, как будто эмоции из его прошлого изматывают меня, затягивают на дно.
— Выглядишь уставшей, — повторяет он. — Тебе следует расслабиться.
При его словах я глубже вжимаюсь в диван, стакан скотча болтается в моих пальцах. Он наклоняется и забирает его, пока я не уронила, ставя на приставной столик.
— Ты опоил меня чем-то, — умудряюсь произнести я медленно, чувствуя себя такой расслабленной, буквально таю.
— Ничего подобного, — говорит он. — Это твое тело наконец-то чувствует себя в безопасности. Ты не спала несколько дней.
Следующее, что я чувствую, — как он подходит ближе, его запах окутывает мое тело, затем его сильные, уверенные руки обхватывают меня, он поднимает меня, несет. Я безвольна, как тряпичная кукла, в его объятиях.
— Обними меня руками за шею, — шепчет он мне. — Пожалуйста, постарайся не кусать. Не хочу портить еще одну рубашку.
Я делаю, как он говорит, на мгновение открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня сверху вниз с настороженным выражением лица. У меня хватает сил уткнуться головой в изгиб его шеи, прижаться носом к его коже, вдыхать запах до тех пор, пока глаза не закрываются. Он сказал не кусать его, и хотя я слышу биение его сердца, оно лишь успокаивает меня.
Он несет меня вверх по многочисленным лестничным пролетам, и я чувствую как погружаюсь в сон, опять пытаюсь проснуться. Мы проходим по коридору в спальню.
В мою спальню. Сейчас я именно так думаю.
Как будто она моя.
И так было всегда.
Он несет меня к кровати, откидывая одеяло, а затем укладывает на нее, осторожно кладя мою голову на подушку. Снимает с меня ботинки, засовывает мои ноги под одеяло.
На мгновение я испытываю страх, чувство потери сознания, потери контроля.
— Солон, — кричу я в прерывистой тишине, тянусь к нему, мои глаза слишком тяжелы, чтобы открыться.
Он хватает меня за руку и сжимает ее так, что по моему телу разливается тепло.
— Тебе нужно поспать, Ленор. Теперь ты в безопасности. Спи.
— Ты бы знала, если бы принуждал, — говорит он тихим голосом. — Когда проснешься, будешь голодная. Найди меня.
Он еще раз крепко, успокаивающе сжимает мою руку.
Потом уходит.
Приходит сон, затягивая меня в темноту.
ГЛАВА 15
Мне снится кровь.
Реки крови.
Утекающие реки.
Бесконечный красный цвет, до которого я не могу дотянуться, не могу дотронуться, как будто я в персональной пустыне, горло пересыхает, тело жаждет чего-то неуловимого.
Я не просто хочу, а жажду.
Но реки утекают еще быстрее от меня.