Черное солнце Афганистана

— А что угодно! Любая ваша оценка будет мне подарком!

— Не понял? — удивился преподаватель. — Даже неудовлетворительная?

— Любая, на ваше усмотрение.

— А в аттестате была какая?

— Тройка.

— Понятно, — и добавил, что училище не просто летное, а высшее военное и знание необходимы твердые, особенно по математике.

— Сегодня у меня праздничный день, — упрямо сказал Санька. — День рождения!

— Покажи паспорт! — потребовал преподаватель.

Санька подал свой новенький, гражданский.

Преподаватель раскрыл, прочел, убедился. Потом просмотрел какие-то бумаги. Вернул паспорт и сказал:

— Идите! Вы свободны.

Санька молча направился к выходу.

В казарме после отбоя загустела тревожная атмосфера. Многие не спали. Разговаривали полушепотом, словно чего-то опасались. В другом здании, в главном корпусе, заседала мандатная комиссия. Там решалась судьба каждого кандидата в курсанты.

Было душно и жарко. В распахнутые окна струилась прохлада, и далекие звезды равнодушно смотрели с ночного неба и тихо перемигивались. Санька тоже не спал. Итоги последнего экзамена по математике почему-то не объявляли. Перенесли на завтра. Что ему принесет утро? В ушах звучал голос преподавателя: «Идите! Вы свободны». Куда идти? От чего он свободен? Собирать свои манатки и оправляться назад домой?

Поговорить, поделиться тревожными думами было не с кем. Виталий уснул сразу, едва улегся. Зато Санька заснул лишь перед рассветом, и сон был какой-то беспокойный — то он падал в пропасть, то куда-то карабкался, лез в гору.

А утром было построение. Необычное и торжественное.

Вынесли знамя училища. Выстроились и офицеры-преподаватели. После команды «смирно» и «равнение на середину», в наступившей напряженной тишине моложавый полковник, зачитал приказ начальника училища о зачислении на первый курс тех, кто выдержал конкурс, кого отобрала медицинская комиссия, кто успешно сдал вступительные экзамены, кого утвердила мандатная комиссия.

Санька замер, сердце толчками бухало в груди. Назывались имя, фамилия и — рота, взвод, классное отделение.

— Есть! — радостно выкрикивал счастливчик и бежал через плац на другую сторону.

Там стояли офицеры училища, его будущие командиры и преподаватели.

Называлась одна фамилия за другой. Один строй, огромно-большой, напряженно застывший в ожидании, постепенно редел, а второй — значительно меньший, но радостно-счастливый, пополнялся. Он рос на глазах. Те, кого приняли, не скрывали своих чувств, а на них, с откровенной завистью, смотрели сотни тревожно-хмурых сосредоточенных глаз.

— Беляк Александр Викторович, четвертая рота, пятьдесят третье классное отделение!

Санька оторопел от неожиданности и свалившейся радости. Он верил и не верил своим ушам. Кровь хлынула в лицо, жаром полыхнуло внутри. Виталий шлепнул его ладонью по плечу:

— Поздравляю!

— Есть! — громко и радостно выдохнул Санька.

Он вскинул руку и с криком «Ура!» подпрыгнул вверх, что-то выкрикнул восторженное, нечленораздельное, и не чувствуя под ногами земли, пустился во весь дух, словно за ним кто-то гнался, на противоположную сторону площади. Санька не бежал, а, казалось, раскинув руки, как крылья, летел туда, на счастливую сторону просторного плаца, безвозвратно улетал в новую жизнь.

Ура!!!

Его приняли!

Свершилось!

Он будет летать!

На земле, в этот момент, не было человека, счастливее его.

Глава седьмая

1

Жарко и душно. Солнце нещадно палит с утра. Даже не верится, что по нашему российскому календарю идут еще только первые дни марта. Майор Екимов так и подумал «по нашему российскому календарю» — у них тут, в Афганистане, отсчет дням идет не по солнечному, а по лунному календарю. Он расстегнул ворот форменной рубахи и чуть ослабил галстук. Вспомнил, как в прошлом году в такие мартовские дни ездил в отпуск на родину, в Балагое, в Калининскую область, к родителям. Там тогда весной еще и не пахло, бушевала снежная метель, и морозы держались приличные.

Мысленно ругнул себя, что никак не соберется старикам письмо написать, да и жене тоже, надо бы рассказать поподробнее обо всех здешних природных чудесах. Замотался. Дел невпроворот, все новое и все необычное, никакими инструкциями, приказами и наставлениями не предусмотрено, все как бы не так, как надо, да еще и повседневная текучка задолбала, даже о себе подумать некогда. Припомнил присказку отца-фронтовика: «На войне как на войне, вечно времени не хватает». Прав батя, на войне не хватает времени. Сутки пролетают в какой-то круговерти и бесконечной спешке.