Черное солнце (ЛП)

— Время — это конструкция, — говорит он, подходя к столу, на котором стоит бутылка скотча и два бокала.

Я вздыхаю.

— Наверное.

Наблюдаю за ним, пока он разливает алкоголь, восхищаясь размером его бицепсов в этой рубашке, и задницы в этих брюках. Глубоко внутри себя поражаюсь тому, что я видела его обнаженным. Я о многом хочу с ним поговорить, многое сделать. Но сегодня между нами небольшая дистанция, как будто мы сделали шаг назад, и я не знаю, как его преодолеть. Буду просто притворяться, что у нас никогда не было секса, но это будет нелегко. Ни капельки.

Он подходит ко мне и протягивает бокал.

— Спасибо, — говорю я тихо.

Но вместо того, чтобы сесть рядом со мной, как я надеялась, он возвращается к своему креслу и устраивается поудобнее, хладнокровный, спокойный, собранный, как всегда.

Я пробую напиток на вкус, наслаждаясь обжигающим вкусом. Облизываю губы и смотрю на него.

— Что-нибудь поменялось?

— Хм? — спрашивает он, делая глоток. — Что?

— Из-за моей крови. Насколько я помню, ты выпил совсем немного.

Его выражение лица выглядит почти огорченным.

— Извини за это.

— Я не хочу, чтобы ты извинялся, — непреклонно говорю я. — Мне просто любопытно. Это как-то повлияло на тебя?

Он поджимает губы, глядя в свой стакан.

— Немного.

— В каком смысле?

Он отводит глаза.

— У меня есть… пристрастия, — он прочищает горло и, наконец, встречается со мной взглядом. — Но я могу сдерживать их.

— Какого рода пристрастия? — спрашиваю я, делая еще один глоток своего напитка, прежде чем поставить его рядом с собой. — Ты хочешь моей крови? Или хочешь меня?

Он пристально смотрит на меня, и его взгляд обжигает.

— И то, и другое.

Я встаю и подхожу к нему. Его глаза не отрываются от моих, когда я забираюсь на его колени, седлая его, обвиваю руками шею, ощущая прохладную кожу под ладонями.

— Ты можешь взять и то, и другое, — говорю я ему искренне.

Его взгляд становится еще более темным.

— Ленор…

— Солон, — я устраиваюсь на нем поудобнее, чувствуя, как его член твердеет.

— Ты извращенное маленькое создание, да? — бормочет он, кладя руку на тыльную сторону моего обнаженного бедра, скользя ею вверх, пока не достигает задницы.

— У меня хороший учитель, — отвечаю я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в шею. Ощущение его кожи на губах заставляет веки сомкнуться.

Солон издает низкий стон, крепко сжимая мою задницу.

— Ты же не укусишь меня, правда? — спрашивает он, тяжело дыша. — Потому что мне очень нравится эта рубашка.

Я улыбаюсь, касаясь его кожи, полностью вдыхая его запах. Подношу свой рот к его уху, облизываю краешек мочки.

— Господи, — ругается он, напрягаясь подо мной и резко вдыхая.

Я отстраняюсь, а затем на мгновение провожу большим пальцем по его губе, любуясь его прекрасным лицом, наклоняюсь и целую его.

Он стонет у моего рта, раскрывая губы навстречу моим, мягко, сладко, соблазнительно.

Господи, как хорошо.

Мой язык скользит внутрь, встречаясь с его, ища близости. Это разжигает жар, который уже разливается по моим венам, возникает чувство потребности соединиться с ним всеми возможными способами.

Он прикусывает мою нижнюю губу, слегка оттягивая ее, за чем следует горловое рычание, от которого мое тело взрывается.

Затем он своей рукой накручивает мои волосы, отрывая мое лицо от своей шеи, заставляя встретиться с ним взглядом.

— В прошлый раз нам повезло. Никто не пострадал.

— Чего ты так боишься? — спрашиваю я, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, которое кажется слишком большим для моей груди. — Я же сказала тебе, что справлюсь.

— Ты не сможешь справиться со мной, лунный свет, — говорит он, нахмурив брови. — Даже я не могу.

— Расскажи мне, что случилось, — говорю я, наклоняясь, чтобы поцеловать его, но он продолжает держать меня за волосы, удерживая на месте.

— Ты больше не будешь смотреть на меня так, как раньше, — хрипло говорит он, и мускул на его челюсти подергивается. — И ты можешь увидеть это сама.

На мгновение я теряюсь в догадках, пока не вспоминаю, как он сказал, что вместе с кровью можно делиться воспоминаниями. Задумываюсь, видел ли он мои, когда пил кровь. Надеюсь, что нет, хотя там ничего захватывающего.

— Аметист мне говорила, — признаюсь я.

Его ноздри раздуваются от гнева, зрачки превращаются в черные булавочные уколы.

— Что, черт возьми, она тебе сказала? — я ощущаю тьму, исходящая от него.

Я пытаюсь сесть прямее, кладу руки ему на плечи, полная решимости не позволить его ярости отпугнуть меня.

— Она сказала, что когда-то ты был влюблен. И что ты убил ее. И ее сына, — его глаза закрываются, лоб наморщен. — Но я хочу услышать это от тебя. Хочу знать, что произошло.

Он качает головой, громко сглатывая.

— Нет.

— Почему ты убил ее?

Он молчит, вдыхая и выдыхая через нос, его грудь поднимается и опускается. Я чувствую его сердцебиение, оно учащается.

Кладу руку на его прохладную щеку.

— Солон. Почему ты убил ее? Если я собираюсь жить с тобой в этом доме, мне нужно знать, — я делаю паузу. — Она это заслужила? — тихо спрашиваю я.

— Нет, — выпаливает он. — Она этого не заслужила.