Черное солнце (СИ)

— Думаешь, я не знаю, что ее бабка сильно заинтересована в встрече с тобой? — он внимательно вглядывался в мое лицо, словно бы выискивая в нем ответы на свои вопросы. — Как интересно получается, правда? Старой карге стоило немалых сил совладать со своей гордостью, чтобы пойти ко мне на поклон из-за своей несмышленой внучки… А потом Камилла Кустодес сначала пробирается тайком в лаборатории, а затем и так удачно попадает на «экскурсию»…

Я все еще не понимала, к чему он вел, однако в голове засияла догадка, словно разгоняющий тьму утренний свет — он ничего не знает про задуманный нами ритуал. Я была готова выдохнуть от облегчения, однако под испытующим взглядом арраканца, которое, казалось, управлял сердцебиением, было тяжело взять себя в руки.

— Я не знаю, причем тут Бьянка и госпожа Луиза, Камиши…

— Господин Десай, — резко поправил он.

— …Господин Десай, чтобы вы не подумали, но мы с друзьями просто хотим очень основательно подойти к нашему дальнейшему обучению и определиться со своим будущим заранее. Не более.

Мгновения, пока он решал — верить моим словам или нет, тянулись вечность. Прищуренные, полные ненависти глаза пронизывали насквозь.

— Я не знаю, по чьей указке ты действуешь — Луизы или своего отца, но если пытаешься вынюхать что-то моей работе или ищешь, чем можно меня шантажировать, можешь сразу бросить свои нелепые попытки.

Мерзкий сладкий запах липкими щупальцами стремился проникнуть в нос, рот, горло… Я зажмурилась, когда почувствовала его дыхание рядом с ухом.

— Если я еще раз услышу или узнаю, что кто-то вновь проник в Лабораториум, или кто-то из младших курсов попал в помещения внеурочного времени, ты будешь первой, кто попадет под мои подозрения. И я не побоюсь испортить тебе жизнь так, что даже твоему отцу не отмыться от такого пятна на безупречной репутации вашего Дома.

Он отпрянул от меня, и маска на его лице сменилась с той же быстротой, как летняя гроза сменяется ясной погодой. Поправив свой лабораторный халат, с вежливой улыбкой он пропустил меня к уже успевшим отойти дальше по коридору Ари и Аде. Увлеченные беседой с Чембером, они даже не заметили, что я отстала от них.

Однако брошенная мне в спину напоследок фраза, словно нож, вонзилась в самое сердце, заставив почувствовать тошнотворный привкус во рту от вкрадчивости голоса и мерзкого скрытого в нем намека:

— Передавайте мои наилучшие пожелания Каталине Андо.

***

В видес[пр.: третий день недели] занятия всегда заканчивались очень поздно. Как только дни стали настолько короткими, что солнце садилось за окутанный маревом горизонт почти в середине дня, у нас начались вечерние практические занятия по астрономии, которую я терпеть не могла.

Мне нравилось изучать звездные карты, созвездия и легенды, что стояли за их возникновением. В историях всегда было больше жизни, чем в скупых цифрах. Большую часть времени мы вычисляли по формулам движения небесных объектов, наблюдали в телескоп положение спутников и далеких звезд, что плохо сочеталось с моим представлением об изучении небосвода. Единственные исторические справки, которые нам давали на лекциях, были о том или ином ученом, внесшим свой неоценимый вклад в развитие науки, но это было совсем не то.

Звезды всегда были чем-то особенным для веасийцев, а потому с детства, сколько я себя помню, мы с братьями поднимались на самую высокую замковую башню Лусноче, служившую в Каса-де-Вентос маяком, и любовались завораживающим ночным небом во всей его красе. Летом мы наблюдали созвездием Любовников, по легенде разлученных возлюбленных Алайну и Микаэля. Осенью на небо выходила Рысь, что вскормила и выходила перерожденное в теле котенка божество и в награду получила место на небосклоне. Зимой небо становилось охотничьими угодьями Следопыта и его своры Гончих, обреченных вечно догонять обитающего на южном небосклоне Белого Оленя. А весной выглядывали резвящиеся на небе озорные Нимфы.

Мы наблюдали за созвездиями, за луной и сменой ее фаз, за меняющей каждую ночь свой цвет звездой Септимией. Сестра София рассказала легенду, согласно которой звезда была обителью Старых богов. Каждому из Старших, возглавляющих пантеон — Огню, Ветру, Воде, Земле, Жизни, Смерти и Свету, — по одному дню и соответствующему цвету звезды, чтобы люди знали, кому возносят молитвы, а боги могли слышать их просьбы. Свет Септимии разгонял полумрак, которым был окутан первозданный мир, и если Старшие Боги были недовольны, то мир, в наказание, снова погружался во тьму.

Однако Младшие Боги, дети старших или порожденные людскими чаяниями, были недовольны таким самодурством, а потому общими усилиями усыпали черноту космоса звездами, создали луну и солнце, чтобы смертные не боялись остаться без света одной-единственной звезды. Так появились зима и лето, осень и весна, день и ночь, приливы и отливы, дав нашему миру тот вид, который мы знаем теперь.