Черное Солнце. За что убивают Учителей (СИ)

Туман поднимался по пояс. Тропа исчезла. Приходилось скользить по опасной влажности, корни деревьев хватали за ноги. Почва стала совершенно ненадежной, — она плотоядно чавкала и уходила глубоко вниз: то и дело приходилось с усилием освобождать сапоги. Острые, как лезвия, листья осоки норовили распороть одежду, ярко-оранжевые звезды лихниса тут и там мерцали в высокой траве. Глухую стену подроста оплетало вечнозеленое кружево мирта и рододендронов. Скоро зацветёт куманика, привлекая медоносных пчёл. Бесшумные, неразличимые глазом, скользили во тьме вороны.

Элирий остановился, с неудовольствием обозревая окрестности и продумывая дальнейший маршрут. С вариантами было негусто, прямо скажем, он видел всего-навсего два: либо продираться через совершенно непроходимое с виду нагромождение колючих ветвей, либо попытаться проскользнуть через заболоченную сторону преградившего ему путь озерца. Выбор непростой, но из двух зол Красный Феникс склонялся к последнему.

С первого взгляда казалось, найти верную тропку в здешних топях сможет только старожил, собиратель болотных ягод. Но и он должен попробовать — другого выхода, кажется, нет. Всё же бывший верховный жрец не какой-нибудь дикий кабан, чтобы ринуться напролом сквозь сухой валежник, ветробой и непролазный бурелом. В темноте там легко выколоть глаза. Поворачивать назад тем более нельзя — Совершенный потерял много времени и сил, забираясь в эти глухие места. То, что они оказались непроходимы, может даже сыграть ему на руку: преследователи не додумаются искать беглеца в болотах или сами увязнут в них.

С торопливой осторожностью ступая по кочкам, Красный Феникс продолжил свой путь во тьме. Густое молоко тумана уже касалось его губ.

Вдруг слабый шум донесся до обостренного слуха и привлек внимание беглеца: что-то шевелилось в тумане, совсем недалеко от него… черт побери, всего лишь птица. Крохотная птица зимородок с выводком только народившихся голубых птенцов, неуклюже шлепающих вслед за матерью по размытому ненадежному берегу. Элирий задумчиво проводил процессию взглядом. Удивительное дело, редко удается увидеть зимородка так близко: эти изящные, полные спокойного достоинства птицы любят уединение. Впрочем, в нелепых угловатых птенцах пока еще сложно заметить особенное благородство и красоту.

В сердце закралась странная ностальгия по временам, когда ученики его были ещё малы, неопытны и, самое приятное, не пытались его убить.

Сгустившийся туман можно было есть ложкой: болото влажно дышало им. Если честно, Элирий не отказался бы поесть чего-нибудь посущественнее, но появилась новая напасть: погода портилась на глазах. Для северной ночи в лесу было довольно-таки тепло, а потому вместо хлопьев снега посыпала мелкая снежная крупа — белые частички льда обильно выпадали из облака над лесом и исчезали в воде.

Невидимый ворон хрипло каркнул над самым его ухом, подавая сигнал собратьям. Если честно, этих самых воронов в окрестностях было как-то подозрительно много: черные птицы тревожили, они словно нарочно объединились и преследовали Красного жнеца… Большое черное перо упало на воду и растеклось, как будто чернильная клякса.

От неожиданности Элирий вздрогнул и сделал до обидного неточный шаг: нога соскользнула с кочки чуть в сторону. Ошибка, недопустимая на болотах ошибка! Беспомощно взмахнув руками, Совершенный не удержал равновесия и ухнул куда-то в темноту.

Студеная вода обняла его крепко, как после долгой разлуки, глубина сомкнулась над головой. Кожу обожгло холодом. Смертоносный холод замедлил кровь, захватывая по одной мышцы и кости, но почти сразу тело сдалось и, кажется, привыкло, перестав воспринимать охлаждение как что-то некомфортное. Это очень плохой знак.

Конечности свело судорогой. В следующий миг Совершенный с ужасом понял, что тонет: во второй инкарнации он был намного слабее себя прежнего и, хуже того, не умел плавать. Что неудивительно, ведь принесенный в жертву юноша никогда не покидал пределов Красных покоев — где было ему учиться, в купальне?

Элирий попытался было начать грести, но тело не знало этих движений, и совершало их неуклюже и неточно, кроме того, удержаться на поверхности пресного озера было намного сложнее, чем в океане. Ледяная болотистая вода предательски проваливалась под рукой, не давая опоры.

В довершение всех бед остатки вервия бесцветия мешали свободному циркулированию духовной энергии.

Замерзающее тело тяжелело с каждой минутой, дыхание замедлялось. Распластав крылья в тягучей воде, феникс медленно уходил на дно, во тьму… туда, где под толщей холодных вод покоился до скончания дней священный и проклятый богами его древний Лианор. Пучина властно тащила вниз, пряча жертву в своем жадном чреве, — а на самом дне бездонного озера бесстрастно сияло черное солнце.

Феникс, что был старше этих вод и светлее рассвета, плыл в бездыханной тишине.

* * *

Холодно.

Кажется, призванная из небытия душа его вновь промерзла до самого дна.