— Это решение далось тяжело, — с трудом продолжил рассказ северянин. — Вы не хотели умирать и проклинали нас обоих на смертном одре. Я… не знаю, как у Элиара хватило силы духа закончить ритуал. В те дни он почти не говорил с вами, чтобы не ассоциировать вас с новым телом и не привязаться к нему. Наверное, это помогло. Я умолял его остановиться и отказаться от замысла, но… увы, Великий Иерофант остался непреклонен и уверен в своей правоте. Это было… самое ужасное, что мы совершили. Произошедшее — роковая ошибка, на которую ваших учеников толкнуло отчаяние. Сотни лет мы оба живем с сожалением.
Невероятно. Когда-то эти двое были непримиримыми соперниками и смотрели друг на друга, как злобные псы… но, похоже, ученики сумели, позабыв о разногласиях, объединиться против своего наставника. Элирий гневно нахмурил брови.
— Убийцы, — полным презрения голосом ровно проговорил Совершенный. — Мера греха в ваших сердцах давно переполнена.
Яниэр открыл было рот, но ничего не сказал, словно бы хотел оправдаться и не мог найти слов. Стены из сожалений крепки — не так-то просто выбраться из них.
— Я… и Второй ученик… мы оба глубоко сожалеем о случившемся.
Глава 22
Журавль роняет перо. Часть 2
— Учитель, что же вы наделали… — словно сквозь толщу воды слышит он знакомый гортанный голос, пронизывающий века. — Зачем заставили меня сотворить с вами всё это…
Элирий решительно не понимал, где он. Он снова не чувствовал своего тела, как в самый первый миг пробуждения, когда душу его грубо выдернули из небытия могущественным темным ритуалом.
— Я возвёл бы вас на вершину мира и молился бы вам, как единственному божеству. Почему вы постоянно обманывали меня, почему пытались бежать?
С трудом, но Элирий почувствовал, что тело у него всё-таки есть. Оно кажется непомерно тяжелым, неповоротливым… телом почти невозможно управлять, будто его разбил паралич. То же самое творилось с мыслями — они текли замедленно, вязко, словно густой кисель.
— На улицах снова весна, — отстраненно продолжил голос, беседуя словно бы сам с собою, — но воздух отравлен смертью. Весна никогда не будет той же, что прежде, даже если мы сумеем остановить эту напасть. Материк погрузился в хаос. И виноват в этом только я.
Если постараться, можно, наверное, попытаться пошевелиться. Заметив его слабое движение, легкое подрагивание кончиков пальцев, Элиар на миг замолчал, наблюдая.
Затем гортанный голос приблизился:
— Учитель, неужели вы меня слышите? Вы… понимаете, что происходит? Лучше бы вам не понимать.
Элирий и вправду совсем ничего не понимал. Словно бы кто-то насильно ограничил его разум, стянул незримыми магическими путами. Это было похоже на то, как движение энергии останавливает вервие бесцветия. Стоп. Кажется, что-то такое имелось и для ментальной энергии…
Красный Феникс вдруг вспомнил — венец очищения! Самое страшное средство контроля. В зависимости от строгости наложенных установок венец очищения мог подчинить или же полностью блокировать ментальную и физическую деятельность. С помощью него можно было наказывать полной неподвижностью, при том, что сознание продолжало теплиться внутри.
Кажется, в давние годы он сам изобрел некоторые способы контроля разума. Все они были в той или иной степени уязвимы. При должном мастерстве даже большую печать Запертого Солнца можно было преодолеть, но эту непревзойдённую технику, соединяющую чистую духовную энергию с силой стихии металла, — никогда.
Полностью раздавленный жутким откровением, Элирий сумел чуть приоткрыть глаза. Он лежал на постели, щедро украшенной живыми цветами. Красные пионы испускали тонкий и нежный аромат. Над ним склонился его ученик — и хозяин, надевший на него венец очищения.
— Не смотрите на меня так, Учитель, — вздрогнул от его мутного взгляда Черный жрец. Смакуя цикуту своих слов, с каждым из них кочевник становился всё сумрачней, всё смурней, отравленный своим же поступком. — Вы сами вынудили меня поступить так. Я больше не могу доверять вам, не могу оставить вас без контроля…
Избегая встречаться взглядом с циановыми глазами Учителя, ученик развернул его набок, и, аккуратно развязав ожерелье, с резким стуком бросил статусное украшение на прикроватный столик.
— Я хотел бы умыть руки от вашей крови, но, боюсь, уже слишком поздно. Я почти не помню молитв, что звучали прежде в храме Закатного Солнца… но… я сделаю то, что должно, чтобы небожители услышали меня и остановили черный мор.
Где-то там, снаружи, сорванные лепестки вишневых деревьев нес ветер. Бесчисленные красные лепестки, которых ему не увидеть больше никогда.