По возвращении из Нюрнберга Леа ждал сюрприз: Сара назначила ей встречу в квартире на площади Вож. Не распаковав чемоданы, и даже не сняв форму Красного Креста, Леа помчалась по указанному адресу. Ей открыл дверь белокурый молодой человек с лицом, которое легко можно было принять за девичье.
— Вы Леа Дельмас? Входите, мадам Мюльштейн ждет вас.
Молодой человек провел ее в просторную гостиную с потускневшей позолотой и разнородной мебелью, прокуренную и жарко натопленную, где страстно спорили пять или шесть человек, в том числе две женщины. У одной из них — высокой, худощавой, элегантно одетой — была наголо обрита голова. Она стояла спиной к Леа, но та сразу же узнала в ней Сару Мюльштейн. Женщина обернулась, и ее холодный, жесткий взгляд поразил Леа.
— Оставьте нас одних, — обратилась Сара к собравшимся.
Все тут же молча поднялись и вышли, неприветливо взглянув на вновь прибывшую.
Оробев, Леа не сводила глаз с этой странной, когда-то веселой и беззаботной женщины, которая в свою очередь молча ее рассматривала. Радость, которую она предвкушала от встречи с Сарой, мгновенно улетучилась. Пораженная ее видом и молчанием, Леа не осознавала, что пристально, в упор смотрит на подругу и что это может ту покоробить.
— Вижу, что ты сохранила привычку разглядывать людей, как разглядывают предметы.
Леа почувствовала, что краснеет, и от этого разозлилась. Куда делось предчувствие радости от встречи с той самой Сарой, которую она вырвала из когтей Мазуи и спасла от смерти в Берген-Бельзене?! Сбитая с толку, она молча понурила голову.
— Ну ладно, не сердись! Давай же обнимемся!
Зазвучавшая в ее голосе теплая интонация вывела Леа из замешательства. С детской поспешностью она бросилась в раскрытые объятия Сары и принялась целовать ее щеки, на которых белели неглубокие шрамы. Эти отметины не только не портили холодную красоту этой женщины, но придавали ей еще большую оригинальность, которую подчеркивали также бритая голова и зеленые, казавшиеся огромными, глаза.
— Какой же ты стала красавицей! Девочка моя, ты теперь еще красивее, чем была…
Хрипловатый, надтреснутый голос Сары тронул Леа, и она с неподдельной искренностью воскликнула:
— Не я, а ты красавица, несмотря…
Тут она осеклась и снова покраснела. Сара улыбнулась.
— Нет, я не красавица. Почему ты замолчала?
— Все дело в волосах! У тебя ведь были прекрасные волосы!
— Ну и что? Кому они нужны? Разве что для переработки в ткацком производстве…
— О! Нет!
— Тебя это шокирует? Но именно так они использовали наши волосы. Тебе следует свыкнуться с лежащим на мне клеймом бесчестья. Ведь бритая голова у женщины означает бесчестье. Я думала, что ты это знаешь.
— Знаю, конечно.
— Видишь ли, я хочу, чтобы все, кто меня встречает, думали: это — шлюха.
— Замолчи!
— Да, шлюха, шлюха на потребу бошей, бритая, как продажные девки после освобождения…
— Замолчи! Зачем ты все это говоришь?
— Чтобы ты знала и никогда не забывала об этом. Там, в Германии, меня отправили в солдатский бордель, и каждый день десятки бошей приходили, чтобы надругаться над моим телом. Такую красавицу, как ты, они тоже поместили бы в бордель!.. Да что там! Это — не самое страшное, и я, может быть, могла бы им это простить. Но, кроме этого, было еще и многое, многое другое, а потому им нет, и никогда не будет прощения.
Сара отвернулась и подошла к окну. Прижавшись лицом к стеклу, она долго молчала. Леа приблизилась к ней и положила голову ей на плечо.
— Но все уже позади, ты вернулась, ты жива.
Сара вдруг резко оттолкнула ее и зло рассмеялась.