Черное зеркало колдуна

– Расскажи-ка ты мне всю историю, от начала и до конца, – присел наконец Федор, Василий тоже опасливо пристроился на уголок скамьи. Любопытство оказалось сильнее страха.

– Хорошо, твоя воля, господин. Расскажу тебе про Талалея. Правду ли, ложь говорят, да только равного ему в познании тайных сил тогда не было, да и по сей поры нет. Мог диким зверем или легкокрылой птицей обернуться, медную полушку в золотую монету превратить, а неприятеля в один момент в лягушку или муху оборотить. Хотя злым Талалей никогда не был, наоборот, сердце имел доброе и по натуре был кротким. И, по преданию, приходился он Шацким дальним родственником. Только долго ли, коротко ли, пришла Талалеева смерть. Талалей стал искать, кому свои чары и Черную книгу передать. Так положено, что мог он передать только тому, с кем связь имел кровную. А если не передаст, то не будет ему на том свете покоя. Да только никто из родственников его книгу взять не осмелился. Закручинился Талалей, но настаивать не посмел. На такое дело только вольной волей пойти можно, заставить никого нельзя, – задумчиво проговорила колдунья и странно усмехнулась, – так вот, собрал тогда своих и сказал, что один у него выход: уйти за тридевять земель, чтобы после смерти семью свою не беспокоить. Всем ведь ведомо, что чернокнижник, силу свою не передавший, каждую ночь в дома своих близких приходит, в окна стучит, шарится везде, а когда и весь домашний скот истребляет. А Талалей не хотел зла никому причинять, вот и придумал уйти куда глаза глядят. Да только в тот момент дед Шацкого смеяться начал: мол, чего тебе, старик, далеко ходить. Мы твоей силы не боимся. Как умрешь, мы тебя в гроб ничком положим, пятки подрежем, а между плеч осиновый кол вобьем, и никакая твоя сила против того не устоит! Услышал то Талалей, побледнел, осерчал. И в ярости своей наложил порчу вековечную, проклятие неисцелимое на смельчака и все его потомство.

– Значит, Еремей Иванович у вас исцеления от посмертного гнева Талалея искал?

– Искал, да предание преданием, а нет ни над ним, ни над родом его никакого проклятия. Я ему так и сказала, что нету на них никакой порчи, не вижу я. Может Талалей, если и в самом деле правду люди говорят, когда гнев его остыл, сам порчу снял, только страх оставил. Вот страх боярина и ведет.

– Страх не одного Шацкого ведет, – задумчиво произнес Федор, – или страх, или любовь.