Черное знамя

Да, отказаться, когда тебя приглашает сам министр мировоззрения, нельзя, но есть выход, выход есть всегда, правда думать о нем не очень хочется, слишком это неприятно, но здесь и не надо думать, надо действовать.

— Посмотрим, — сказал Олег. — Ты не беспокойся… все будет нормально, надо бы встретиться как-нибудь, обязательно, вот только в делах просвет наступит, а то в «Наследии»… Ладно, я побежал.

Он еще раз потряс руку Кирпичникова, и заторопился прочь.

О том, что ему в лицо бросили цитату из него же самого, начальник отдела общей пропаганды вряд ли догадался.

— Э… ну ладно, — растерянно произнес он.

Оставив позади площадь Евразии, Олег замедлил шаг.

Торопиться некуда, можно неспешно пройтись по городу, ставшему новой столицей, символом синтеза Востока и Запада, осуществленного здесь, на древней волжской земле, некогда бывшей вотчиной ханов Золотой Орды, а затем русских царей еще до времен их обольщения европейской культурой…

Проклятый Петр!

Олег вздрогнул, поняв, что думает, как положено правоверному евразийцу.

Ну да, сначала ты веришь в некие идеалы осознанно, а потом они становятся частью тебя, влияют изнутри на поступки, слова и даже мысли, причем так, что воздействие это невозможно заметить.

— «Империя»! «Империя»! Свежий выпуск «Империи»! — прокричал мальчишка-разносчик, пробегая мимо. — Победоносное наступление на Балканах! Фронт прорван в трех местах! Наступление! Наступление!

Олег поморщился — слышать о победах страны, служению которой он отдал много лет, было неприятно. Народ от этих побед не получит ничего, а государство… слепой идол, грандиозная пирамида, возводимая людьми в безумном ослеплении, паутина, уродливый организм…

Пусть он станет больше и сильнее, что с того?

Свернул с улицы Единства, в глаза бросилась все та же афиша на стене — «Варшавский гамбит» с Черкасовым и Крючковым, военная сага, повесть о победе над подлыми и лживыми германцами.

Олег мог пересказать содержание, не заглядывая в кинотеатр.

Определяемые идеологией шаблоны, всюду они…

Он поднялся на крыльцо, прошел под табличкой «Институт изучения евразийской истории „Наследие“», внутри предъявил вахтеру пропуск, и вскоре оказался в пределах специального сектора. Перед дверью, за которой стоял его рабочий стол, на мгновение задержался, и лишь после паузы секунд в тридцать потянул за ручку.

— О, Олег Николаевич! Какая радость, да-с! — Николай Филиппович Степанов, заведующий, был на месте. — Видит Господь, я каждый день молился, чтобы с вами все обошлось благополучно. Сказывали, что вы там попали в переплет.

— Всякое было, — неохотно отозвался Одинцов.

— Но ничего, главное, что вы вернулись, что вы с нами. Может быть, чаю изволите? — Степанов хлопотал, точно большая наседка. — Нет? Ну ладно, как хотите… Располагайтесь. Должен сообщить, что сейчас отбываю, и сегодня уже не появлюсь… Петр Петрович ныне в Киеве, там обнаружились интереснейшие документы, относящиеся к ложе «Великий Восток народов России», так что сегодня вы тут за хозяина.

Вечно отсутствующий заместитель, как ему и положено, отсутствовал.

Заведующий сектором тоже внушал Олегу отвращение, хотя и не такое сильное, как Кирпичников — не позыв к рвоте, при котором остается лишь бежать в туалет, а легкую тошноту. Но сидеть с ним в одном помещении, делить этот кабинет изо дня в день, пусть даже в течение всего нескольких месяцев?

— Счастливо оставаться, да-с, — Степанов накинул черное, похожее на рясу пальто и, перекрестившись, вышел.

Олег же уселся за свой стол.

Надо решить, что делать дальше… даже не решить, а решиться.

Осознание того, что этот шаг неизбежен, пришло к нему несколько дней назад, когда он сидел в нижегородском охранном отделении, боясь высунуть нос за его пределы и дурея от скуки. Поначалу он испугался, но потом как-то привык к этой мысли, даже нашел утешение в том, что скоро все закончится.

Осталось сделать несколько простых движений, и тогда…

Или нет, отступить, поддаться страху, что легкой дрожью гуляет сейчас по внутренностям?

Но что тогда?

Отказать Штилеру и остаться здесь, в «Наследии» на долгие годы, не имея возможности вырваться, ведь об этом министр позаботится в первую очередь, а то еще и найдет какой другой способ унизить строптивца. Или согласиться, и вернуться к работе, столь долго казавшейся интересной и полезной, но исполнять свой долг без прежней веры, а с отвращением и осознанием того, что именно он творит.

Хрен редьки не слаще.

И в том, и в другом случае он увидит, что дальше произойдет с Россией, а ведь родину скорее ждут тяжкие испытания, чем победы. Если даже уйдут приступы головной боли и сгинут остальные последствия контузии, то из его идеальной памяти никуда не денутся воспоминания, все, вплоть до самых давних, и они-то будут терзать не хуже, чем орел, прилетавший клевать печень Прометея.

— Проклятье… — пробормотал Олег, собираясь с духом.

Нет уж, лучше покончить со всем сразу.