— За какую дуру Вы меня принимаете, мистер Марлоу? — спросила она почти ласково, и, как бы улыбаясь. — Это не имеет никакого отношения к жемчугу. У неё какие-то неприятности, так? Это шантаж?
— Могу только повторить, миссис Лэнгриш, — устало повторил я, — я не в том положении, чтобы обсуждать с Вами дела Вашей дочери.
Она всё ещё смотрела на меня и теперь кивнула.
— Я знаю, — сказала она. — Я услышала это с первого раза.
Она положила вилку, удовлетворенно вздохнула и вытерла рот салфеткой. Я поиграл с мыслью заказать что-нибудь выпить, что-нибудь с горькой настойкой и веточкой зелени, но передумал. Представил себе, как миссис Лэнгриш насмешливо рассматривает мой стакан.
— Вы что-нибудь знаете о духах, мистер Марлоу? — спросила она.
— Узнаю по запаху.
— Конечно, конечно. Но знаете ли Вы что-нибудь об их производстве? Нет? Думаю, нет.
Она откинулась на спинку стула и слегка пошевелилась внутри своего розового костюма. Я почувствовал, что мне предстоит выслушать лекцию, и постарался как можно лучше настроиться на то, что, как мне казалось, должно было показаться готовым к восприятию отношением. Что я здесь делаю? Может быть, к своей выгоде я веду себя слишком по-джентльменски?
— Большинство производителей парфюмерии, — сказала миссис Лэнгриш, — создают свою продукцию, основываясь на аромате роз. Мой секрет в том, что я использую только то, что называется розовым абсолютом, который получается не методом дистилляции, а с использованием растворителей. Так получается гораздо лучше. Знаете, откуда он берётся? Я покачал головой; это было всё, что от меня требовалось: слушать, кивать, качать головой, быть внимательным.
— Из Болгарии! — воскликнула она тоном игрока в покер, открывающего свой стрит-флеш.[41]
— Совершенно верно, из Болгарии. Там собирают лепестки утром, до восхода солнца, когда цветы более всего благоухают. Требуется, по меньшей мере, двести пятьдесят фунтов лепестков, чтобы получить унцию розового абсолюта, так что вы можете представить себе его стоимость. Двести пятьдесят фунтов за одну унцию — подумать только! — Её взгляд стал задумчивым. — Я сколотила состояние на цветке. Можете ли Вы в это поверить? Дамасская роза,Она была богата, она была счастлива, и она была наполнена «Тройным какао — Помадный восторг». Я ей немного завидовал. Затем её взгляд потемнел:
— Скажите, мистер Марлоу, для чего Вас наняла моя дочь? Вы сделаете это?
— Нет, миссис Лэнгриш, не сделаю. Не могу.
— И я полагаю, Вы не возьмёте денег. Вы же знаете, я очень богата.
— Да. Ваша дочь рассказала мне.
— Вы можете назвать свою цену. — Я просто смотрел на неё. — Боже мой, мистер Марлоу, Вы жестокий и упрямый человек.
— Нет, — ответил я. — Я просто твой обычный парень, пытающийся заработать доллар и остаться при этом честным. Таких, как я, тысячи, миссис Лэнгриш, миллионы. Мы занимаемся своей скучной работой, по вечерам возвращаемся домой уставшие, и от нас не пахнет розами.
Некоторое время она молчала, только сидела и смотрела на меня с полуулыбкой. Я был рад заметить, что она вытерла крем с подбородка. Эта капля коровьего жира ничего хорошего ей не добавляла.
— Вы слышали о Гражданской войне в Ирландии? — спросила она.
Это на секунду сбило меня с толку.
— Я знал одного парня, который участвовал в какой-то ирландской войне, — сказал я. — Я думаю, это была Война за независимость.
— Это было перед этим. Войны за независимость обычно случаются перед гражданской войной. Это в порядке вещей. Как звали Вашего друга?
— Расти Ригэн. Он не был моим другом — по правде говоря, я никогда с ним не встречался. Его убила девушка. Это длинная и не очень поучительная история.[43]
Она не слушала. По её взгляду я понял, что она где-то в далеком прошлом.
— Мой муж погиб на той войне, — сказала она. — Он был на стороне Майкла Коллинза — вы знаете, кто такой Майкл Коллинз?
— Повстанец? Из Ирландской Республиканской Армии?
— Да, один из них. Его тоже убили.
Она взяла пустую чашку, заглянула в неё и свернула на место.
— Что случилось с Вашим мужем? — спросил я.
— За ним пришли посреди ночи. Я не знал, куда его забрали. И только на следующий день его нашли. Его привезли на берег в Фаноре, в те дни — уединенное место, и зарыли по шею в песок. Они оставили его там лицом к морю, наблюдать за приливом. В Фаноре требуется много времени, чтобы прилив достиг максимума. Его обнаружили, когда вода снова отступила. Мне не позволили увидеть тело. Наверное, рыбы уже набросилась на него. Его звали Обри. Обри Лэнгриш. Не слишком ли необычное имя для ирландца? Знаете, в Гражданской войне участвовало не так уж много протестантов. Нет, не много.
Я позволил боли утихнуть, затем сказал:
— Мне очень жаль, миссис Лэнгриш.
Она повернулась ко мне:
— Что? — Думаю, она забыла, что я здесь.