Черноглазая блондинка

— Я не могу лгать тебе, — это заставило меня рассмеяться, и когда я это сделал, Терри выглядел обиженным — и он действительно обиделся.

— Во всяком случае, сейчас я не лгу, — сказал он обиженным тоном. — Да, я сказал Менди. Я знаю, мне не следовало этого делать. Но, как я уже сказал, у меня есть причины быть ему благодарным…

— А ещё тебе нужно было выслужиться перед ним, сообщив одному тебе известное, что Питерсон только прикинулся мёртвым, а сам разгуливает по белу свету с чемоданом товара, принадлежащего Менди.

— Ах да, — сказал Терри. — Этот чемодан.

— Однажды, ты оставлял его мне, чтобы я сохранил его.

— Верно, так и сделал. Это было той ночью, когда ты отвёз меня в Тихуану, после смерти бедной Сильвии? Не могу вспомнить. Когда ты увидел с ним Питерсона, ты, конечно, его узнал.

— У него определенно была своя история.

— Однако, английского производства. Английский до последнего шва.

Он перестал расхаживать, сел на табурет у рояля, сложив ногу на ногу и положил руку на подбородок, как «Мыслитель» Родена. У Терри были самые тонкие ноги, какие я когда-либо видел. Он был похож на аиста.

Он начал что-то говорить, но в этот момент Ричард Кавендиш выпрямился на диване и посмотрел на нас, облизывая губы и моргая.

— Что происходит? — хрипло спросил он.

Терри едва взглянул на него.

— Всё в порядке, Дик, — сказал он. — Продолжай спать.

— Ну ладно, — пробормотал Кавендиш и плюхнулся обратно, как и прежде, раскинув в стороны руки и ноги. Через секунду-другую он тихо захрапел.

Терри похлопал себя по карманам. Не знаю, что он ожидал там найти.

— Я бы попросил у тебя ещё сигарету, — сказал он, — только не хочется опять начинать.

Он искоса взглянул на меня.

— Ты же собираешься сказать мне, где чемодан? — спросил он.

— Конечно. Он в камере хранения на Юнион-Стейшн, а ключ от него в конверте на пути к моему приятелю — ну, вроде как приятелю — по имени Берни Олс. Он помощник начальника отдела по расследованию убийств, работаете офисе шерифа.

В комнате вдруг стало очень тихо. Терри сидел, весь скрючившись, скрестив колени, прижав одну руку к подбородку, а другой поддерживая локоть. Я подошёл к окну, шагнул в щель между шторами и выглянул наружу. Смотреть было не на что, только темнота и моё собственное призрачное отражение в стекле.

— Не думаю, — сказал Терри у меня за спиной, — не думаю, что это было умный поступок, старина. Не думаю. — В его голосе не было ни злости, ни угрозы, ничего особенного, кроме, может быть, задумчивости — да, это подходящее слово — задумчивость.

Потом он снова заговорил, и голос его изменился.

— А, — сказал он, — это ты. Что это там у тебя?

Я отвернулся от окна. Терри всё ещё сидел на табурете у рояля спиной ко мне. Перед ним в дверном проеме стоял брат Клэр, Эверетт, лохматая прядь волос свисала ему на лоб. Он выглядел ненамного лучше, чем, когда я видел его в последний раз, но, по крайней мере, он был в сознании. На нем была пижама и шёлковый халат с вышитыми драконами. На нем были мокасины — они странно смотрелись с пижамой, — а в руке он держал пистолет.

Это была изящная маленькая вещица, какая-то разновидность «кольта», подумал я. Я увидел, что у него перламутровая рукоятка. Всё это выглядело несерьёзно, но любое оружие, даже самое изящное, может пробить дыру в самом крепком сердце.

Он посмотрел на меня, когда я вышел из тени шторы, и в его глазах появилась неуверенность. Он не ожидал меня увидеть.

— Привет, Эверетт, — сказал я. — Мы тебя разбудили? Твоя мать только что была здесь, — он уставился на меня. Он выглядел моложе, чем был на самом деле, потому что его лицо выглядело хрупким. И, наверное, потому, что его мать испортила его, балуя и защищая от жестокого мира. По крайней мере, она думала, что защищает.

— Кто ты? — спросил он. Под его запавшими глазами были тёмно-фиолетовые тени.

— Меня зовут Марлоу, — сказал я. — Мы встречались пару раз до этого. В первый раз ты не спал, и мы разговаривали на лужайке — помнишь? Ты подумал, что я, может быть, новый шофер. Во второй раз ты не знал о моём присутствии.

— О чём ты говоришь?

— Ты спросил меня, кто я, — сказал я, — и я объяснил.

Я заставил себя улыбнуться. Я пытался потянуть время. Эверетт Эдвардс Третий может и был молокососом, как сказал бы Уилбер Каннинг, а ещё он был героиновым наркоманом с пистолетом в руке.

— О да, — произнёс он с отвращением. — Теперь я вспомнил: ты тот самый парень, который тогда искал Клэр. Какой-то детектив, так что ли? — Он вдруг хихикнул. — Детектив! Забавно. У меня пистолет, а ты детектив. Действительно, забавно.

Он повернулся к Терри.

— Ты, — сказал он, уже не хихикая, — зачем ты здесь?

Терри задумался.

— Ну, я вроде как друг семьи, Ретт.

Я по-прежнему видел только спину Терри и его затылок, но он казался довольно спокойным. Я был рад. В течение следующих нескольких минут мы все должны быть очень, очень спокойны.