Черноглазая блондинка

Я допил свой бокал и подумал о том, чтобы прикончить тот, который не допил Берни, но есть некоторые границы, которые мы, Марлоу, так просто не переходим. Вместо этого я заплатил по счёту и взял свою шляпу. Я заметил, что Джейк собирается спросить меня, как поживает моя подруга, имея в виду Линду Лоринг. Чтобы не дать ему этого сделать, я сделал вид, что вспомнил о срочной встрече в другом месте, и сбежал.

* * *

Ночь была ясная, прохладная, и одна большая звезда висела низко в небе, отбрасывая длинный луч света в самое сердце Голливудских холмов. Там же пищали и мелькали летучие мыши, напоминающие обугленные клочки бумаги над огнём. Я искал луну, но не смог её увидеть. И хорошо — луна всегда наводит на меня меланхолию. Мне некуда было спешить и дел, требующих моего внимания тоже не было. Я вспомнил, что не на машине, подозвал такси и велел отвезти меня домой. Водитель был итальянцем, таким же крупным, как Берни Олс, и таким же добродушным. Каждый раз, когда загорался красный свет, он тихо ругался. Ругательства были итальянскими, но мне не нужен был перевод, чтобы понять, что они означают.

В доме было душно, как будто целая толпа, сидя на корточках, провела здесь целый день при запечатанных окнах. Я по книге расставил шахматные фигуры, партия Ласкер против Капабланки, в ней Капабланка уничтожил немецкого мастера одним своих самых приятных и смертоносных эндшпилей. Партия — лучше не придумаешь. Но я всё равно был не в настроении. От выпитого джина у меня всё ещё кружилась голова, и мне не хотелось, чтобы это ощущение исчезло. Бывают моменты, когда тебе хочется, чтобы твой разум перестал работать, а сегодня мой был слишком занят, чтобы я чувствовал себя спокойным. Некоторые мысли ты стараешься отогнать, но они всё равно приходят.

Я запрыгнул в «олдс» и отправился в «Кафе Барни», где выпил шесть бурбонов подряд и продолжил бы дальше, если бы старый добрый Трэвис, мой ангел-хранитель за стойкой бара, не отказался меня обслуживать. Вместо этого он заставил меня отдать ему ключи от машины, помог выйти на улицу и усадил в такси. После этого я почти ничего не помню. Кое-как я поднялся по ступенькам из красного дерева, прошёл через парадную дверь и даже добрался до спальни, где проснулся около полуночи, растянувшись на кровати по диагонали, лицом вниз, в одежде. Пахло от меня как от енота, а жажда была как у верблюда.

Я доковылял до кухни, наклонился над раковиной и выпил кварту[94] воды прямо из-под крана, потом сразу же ввалился в ванную, наклонился над унитазом и меня вырвало парой кварт. Первая кварта была водой, за ней последовала еще одна кварта бледно-зеленой жидкости, состоящей, как я понял, наполовину из «буравчика» и наполовину из желчи. Да, вчера был длинный день.

И это ещё не конец. Посреди ночи меня разбудил телефонный звонок. Сначала я подумал, что это пожарная сигнализация, и выбежал бы в ночь, если бы только смог открыть входную дверь. Я взял трубку, как будто это была голова гремучей змеи. Это был Берни, позвонивший мне, чтобы сообщить, что Флойда Хэнсона только что нашли в его камере повесившимся на одной из оконных решёток. Он разорвал простыню на полоски и скрутил их в самодельную веревку. Окно было недостаточно высоко, и ему пришлось вещаться, подгибая ноги, которыми он доставал до пола. Потребовалось много времени, чтобы он смог умереть.

— Так что, одна канарейка не запоёт, — сказал Берни. Я сказал ему, что он душка. Он рассмеялся, но безо всякого удовольствия.

— Что с тобой? — спросил он. — Ты говоришь так, словно у тебя во рту кляп.

— Я пьян, — сказал я ему.

— Ты что? Я не могу разобрать, что ты говоришь.

— Я сказал, что пьян. Отморожен. Проспиртован. Вусмерть.

Он снова рассмеялся, на этот раз от души. Наверное, это было забавно — слышать, как кто-то пытается произнести эти слова, особенно последнее.

Я сделала глубокий вдох, от которого у меня закружилась голова, но зато в голове прояснилось настолько, что я смог спросить о Бартлетте.

— Кто такой Бартлетт? — спросил Берни.

— Господи, Берни, не кричи, — сказала я, держа трубку подальше от уха. — Бартлетт — дворецкий, старик с дубинкой, которому я прострелил колено.

— Ах, этот. С ним всё не очень хорошо. В коме, насколько я слышал. Потерял бочку крови. Ему делают переливание. Может, он выкарабкается, а может, и нет. Гордишься собой, Дикий Билл?

— Он меня чуть не утопил, — прорычал я.

— Этот старик? Ты теряешь рассудок, Марлоу.

— Ну вот, опять ты называешь меня Марлоу.

— Да, но есть вещи и похуже, которыми я мог бы тебя назвать. И то, что ты угостил меня выпивкой, вовсе не означает, что я стану твоим лучшим другом и товарищем по играм. Да и эффект от выпивки прошёл, как только я вернулся в офис — Доннелли был на каком-то модном благотворительном вечере, и он заявился во фраке и чёрном галстуке, распространяя запах одеколона и светских дам. Ты когда-нибудь замечал, как на таких вечеринках повсюду пахнет женщинами?

— Бывал ли я когда-нибудь на таких вечеринках?