Черноглазая Марьяна (СИ)

- Как ты не поймёшь, дело не только в моём здоровье! – сердито воскликнула бабушка и решительно отодвинула внучку от себя – она не приветствовала между ними «телячьих нежностей». – Сама же знаешь, сколько врагов у меня! Так и норовят мне досадить! В прошлом месяце обшивку двери порезали, а вчера к порогу квартиры камень подложили, я чуть не брякнулась, запнувшись за него. Не удивлюсь, если бомбу мне под ноги подкинут! Не хочу, чтобы и ты со мной погибла!

Марьяна знала, что это дворовые мальчишки так мстят бабушке за то, что она гоняет их со скамейки у подъезда – об этом ей (да и Марии Филипповне тоже) доложил участковый инспектор, которому бабушка не раз носила свои заявления. Но, несмотря на объяснения служителя правопорядка, она по-прежнему упорно твердила о врагах, посягающих на её жизнь за её идеи, они мерещились ей повсюду.

- Ты выйдешь за Илью, и он, не сомневаюсь, найдёт моих врагов! – продолжала настойчиво уговаривать бабушка внучку. – Все страхи мои улягутся, не буду больше переживать и волноваться – ни за тебя, глупенькую, ни за себя – уж я пожила на свете. На душе будет спокойнее, тогда и здоровье не будет ухудшаться! Только ты согласись выйти за него замуж!

И Марьяна согласилась. Ради бабушкиного спокойствия. Если она не может быть с Голубевым никогда, пусть хоть кто-то будет счастлив.

Заявление в загс решили подать во вторник, а свадьбу сыграть через месяц.

В понедельник они с Викой Беловой случайно встретились у входа в университет.

- А у нас на курсе свадьба! – сообщила Вика после того, как поздоровались друг с другом.

Марьяна оторопела: откуда ей стало так быстро известно об их с Оленевым свадьбе, неужели он рассказал о своей женитьбе в телепередаче? Но она будет только в пятницу, не мог же он в предыдущей объявить о своих намерениях – это просто невозможно и глупо сообщать всем о свадьбе, не сделав ещё предложения!

- Ты, главное, не переживай! – продолжала торопливо говорить Белова. В голосе её послышалось сочувствие. – Не падай духом, лучше обрати внимание на кого-нибудь другого, а его забудь! Он тебя не достоин…

- О чём ты? –недоумённо воскликнула Марьяна, перебив подругу.

- Я о свадьбе Голубева с Комаровой! – смущённо захлопала короткими накрашенными голубой тушью ресничками Вика. – А-а, ты ведь ещё не знаешь, они подали в прошедший четверг заявление в загс. Наверное, Сашка забеременела, иначе с чего бы Голубеву жениться, он ведь всем твердит, что главное для него в жизни – стать великим хирургом! Плюнь на них, пойми, к этому давно шло, спят же с первого курса.

От сообщения Вики у Марьяны сердце не сжалось от боли, как можно было бы ожидать, наоборот, в душе наступило странное спокойствие, хотя, может, это было отнюдь не оно, а временное затишье перед бурей. Кто знает, что девушка почувствует завтра или через месяц. Но в тот момент, когда узнала, что он тоже обручён с другой, почему-то гнездившееся в глубине души необъяснимое чувство вины – за то, что предала свою любовь – угасло, притупилось.

Действительно, многие годы любила, бегала за ним, как ненормальная, сходила с ума, млела и ловила каждый взгляд, в медицинский за ним поступила – и всё разом зачеркнула, предпочтя удобный брак с известным юристом! Вот отчего ныло сердце с тех пор, как согласилась выйти за Илью замуж.

А теперь всё определилось и встало в её сознании на свои места, словно кусочки мозаики соединились в определённую картину: она пойдёт по жизни с Ильёй, Сергей – с любимой Алекс, получается, их пути разошлись бесповоротно.

Никто из них не должен сожалеть, выбор сделан. Тем более сожалеть-то не о чем. Не было у них с Голубевым общей любви, были только её мечты, причём безнадёжные, жалкие и пустые.

Нет, Марьяна совсем не расстроилась, услышав новость, к удивлению Вики, не побледнела и не растерялась, когда они с ней столкнулись носом к носу в коридоре с обнимающейся «сладкой парочкой» - Голубевым и Комаровой. Спокойно поздоровалась и поздравила с будущей свадьбой. Глаза не блестели от слёз, смотрели доброжелательно и без укора. Голос не дрогнул даже тогда, когда Марьяне вдруг показалось, что в голубизне чуть прищуренных глаз Сергея мелькнуло что-то вроде тревоги и сожаления.

Как бы она удивилась, узнав, что он на самом деле тревожился и сожалел, что все мысли его в последние дни направлены только на неё. Да и не только в последние дни, но и всегда, точнее с первого класса, как Голубев признался себе неохотно в тот злополучный день, когда после откровенного разговора с презренной Паверман злой на весь мир шёл под проливным дождём неведомо куда, не разбирая дороги.

Он не понимал, что с ним творится, почему разум и сердце в нём расходятся, а чувства не подчиняются воле. И презирал себя – за слабость и неспособность справиться с притягательностью этой ничтожной глазастой смолянки-умняшки, как про себя парень называл Марьяну Паверман.