Черноглазая Марьяна (СИ)

Через несколько дней после того, как привезли их в больницу, начались заморозки и выпал снег.

Первой посетила Марьяну мама. Она привела с собой в больницу десятилетних двойняшек – светлоглазых в отца и темноволосых в мать – Люсю и Славика. Оба непоседы, каких ещё поискать.

- Ты теперь героиня! – ворвавшись в палату, горделиво завопил во весь голос Славик. – Тебя, Марьяна показывали по телику и сказали, ты всех-всех спасла и мальчишку вытащила из живота тётеньки! Это здорово! Мне все ребята из класса завидуют. Только не понимаю, зачем ты мальчишку вытаскивала? Что он не мог посидеть в брюхе, пока вас не спасут из вражьего плена?

- Никакого плена не было, - засмеялась Марьяна и крепко обняла брата и сестрёнку. – Была обычная авария.

- Ну, что я тебе говорила?! – обрадованно воскликнула Люся. – Ты одним ухом слушал, а я двумя. По телику сказали, пьяный водитель самосвала налетел на «скорую помощь» и свалил её под гору.

- Но с вражеским пленом гораздо интереснее, - заупрямился Славик. – В темноте наверняка всяких злых приведений и чудовищ было навалом, правда ведь, Яна?– Иногда младший брат сестру называл так, как в детстве, когда плохо выговаривал буквы.

- Верно, - ответила ему Марьяна. – Было темно и страшно. Но нас было трое. Мы вместе справились, в одиночку было бы куда труднее.

На следующий день пришли её навестить, как ни странно, пятеро сокурсников, среди них были Вика Белова, Наташа Холодова и Паша Орлов.

- Мы были просто поражены тобой, Оленева, - вкрадчиво защебетала Холодова, искоса поглядывая на красавца Орлова, который, к Наташиному сожалению, давно уже не считался её парнем – их роман продлился всего несколько месяцев, поскольку непостоянное Пашино сердце, не выносившее затяжных привязанностей, увлеклось новыми дамами. – Вашу историю показали даже по центральному телевидению!

Давать интервью телевизионщикам Марьяна категорично отказалась, сказала, что ничего героического не совершила, просто-напросто выполняла свою работу.

А вот Ирина с Людмилой охотно перед камерами разговорились, поделились с журналистами всем, что пережили в ту ужасную ночь после аварии, к тому же в один голос твёрдо заявили: если бы не умелые действия Марьяны, не выжили бы и ребёнок не родился бы здоровым! Приводили в пример отдельные эпизоды из их выживания. В изложении журналистов они приобретали ореол героизма и романтичности, словом, звучало всё возвышенно, невероятно и занятно.

От этого Марьяне становилось крайне неудобно и почему-то стыдно, словно это она хвалится, а не её хвалят. Ей пришлось посмотреть репортаж в новостях, когда лежала в общей палате: у одной из больных был телевизор. Едва вытерпела – до того чувствовала себя неловко, ведь получалось, она одна боролась с невзгодами, обрушившимися на них. Но это не так!

Посетил её и Сергей Голубев. Оказалось, он подрабатывает в одном из отделений больницы. Явился в белом халате, отчего яркие глаза его, «смазанные» холодной белизной, казались, скорее, серыми, чем голубыми.

Держался необычно скромно, совсем не похож был на самого себя – задиристого и самоуверенного. Зашёл в палату и застыл в нерешительности у порога. Прежний Голубев сразу же уселся бы на стул и стал насмешничать. Теперешний дождался разрешения пройти и только тогда расположился на стуле. И уставился на Марьяну немигающим печально-тревожным взглядом.

- Я рад, что ты жива и здорова! - произнёс приглушённым голосом. – Когда вас привезли, я был на дежурстве. Сказали «скорая» перевернулась, я знал, ты не должна была работать, но всё равно испугался – а вдруг да и вышла на смену, с тебя станется! Помчался в приёмную, а там кто-то крикнул: «Оленеву несите в терапевтическое!» Я буквально застыл от страха. Ты меня напугала, Умняшка! Какое счастье видеть тебя живой!.. И мне очень жаль, что ты потеряла мужа! – сбивчиво и взволнованно выпалил он.

- Спасибо за сочувствие и переживания, - заставила себя улыбнуться Марьяна.

Она ощущала себя с ним не в своей тарелке, потому что после того злополучного признания Голубева в его неприязни к ней на их единственном свидании они практически не разговаривали, держались друг с другом как незнакомцы.

Вдобавок ей неприятно было выглядеть перед ним жалкой лахудрой – грязные волосы торчат во все стороны, к тому же голова перевязана бинтом. Выглядит ну точь-в-точь как командир в песне о Щорсе: «Голова обвязана, кровь на рукаве…» Крови нет, но рука на перевязи. Выяснилось уже в больнице: во время аварии она её всё-таки ушибла, но боли, находясь тогда в шоке, почти не чувствовала.

- Тебе обрезали волосы! – возмущённо воскликнул Голубев, только сейчас обративший на них внимание. – Разве нельзя обойтись было без этого! Или рана слишком глубокая… Тогда почему ты не в хирургическом?

- Всё нормально! – успокоила его Марьяна. – Рана небольшая, скоро заживёт. И рука тоже. А волосы я сама обрезала, они мешали. Да так и лучше, по крайней мере, мне нравится.

- Вообще-то ты и с короткими волосами хороша!