Черногорцы в России

Итак, гора родила мышь – под вывеской «скобелевского фонда» скрывалась сумма, какой могло хватить лишь на первые оперативные нужды, но никак не на финансирование «предприятия» в целом. Сама ее ничтожность не предполагала особых разговоров – вот Хитрово и запамятовал. Попович же, введенный в заблуждение, рассчитывал, конечно, на куда более весомые «ассигнования», поэтому и жаловался Аксакову, не получив из них ни гроша…

Но надо было и дело делать, и 9 апреля Попович-Липовац пишет Аксакову: «Итак, многоуважаемый Иван Сергеевич, до свидания, или прощайте во веки веков. Завтра иду с шайкой – боюсь Сербии, дрожу от шпионов и с нетерпением жду встречи австрийцев»⁴⁶. Добавим, что переход границы предполагался в районе города Княжевац.

В этих словах обращает на себя внимание: «Боюсь Сербии». Дело в том, что путь в Герцеговину из Болгарии лежал через сербскую территорию, и Липовац, окажись он среди «своих», действительно, имел все основания ждать недоброго приема – власть в Белграде находилась в руках проавстрийской партии напредняков во главе с Миланом Пирочанцем. Сменив в 1880 г. у государственного руля либералов-националистов Йована Ристича, они поддержали «новый курс» Милана Обреновича, связавшего, после Берлинского конгресса, судьбу страны и династии с Веной. В 1881 г. монарх подписал с представителями Австро-Венгрии знаменитую «Тайную конвенцию», по которой, de facto, Сербия «скатывалась» к уровню протектората. Второй ее пункт (касавшийся и оккупированной незадолго до этого Боснии и Герцеговины) гласил: «Сербия не будет терпеть политические, религиозные или иные провокации, которые, будучи организованы на ее территории, были бы направлены против Австро-Венгрии, подразумевая при этом Боснию и Герцеговину и Новипазарский санджак»⁴⁷.

Тем самым, Белград строго обязывался не поддерживать восстание соплеменников в Герцеговине; мало того – он был должен нейтрализовать любую «частную» инициативу в его пользу, особенно если таковая «ковалась» непосредственно в Сербии или же носила транзитный характер [15]. Попович-Липовац отдавал себе отчет в возможных трудностях, что и отразилось в его письме Аксакову. Тем более, что сербские власти были осведомлены о его приготовлениях в Болгарии – посланник Сербии в Софии Сава Груич сообщил о них в Белград⁴⁸. А из Петербурга информация о планируемой акции в поддержку герцеговинцев пришла еще в марте⁴⁹.

Предупрежденный таким образом извне, министр внутренних дел Сербии Милутин Гарашанин в начале апреля привел пограничную стражу в состояние повышенной боевой готовности и приказал не пропускать в страну ни оружие, ни добровольцев. Тем самым он серьезно затруднил Липовацу саму возможность прорваться через границу. И тогда – уже 22 числа – Попович-Липовац обратился к начальнику Тимокского среза (уезда) с письмом, выдержанным в патриотическом тоне: «Как серб, обращаюсь к сербу с просьбой: скажите мне, как я могу выпутаться из нынешнего тяжкого положения, в котором нахожусь, – уже десять суток, днем и ночью, я блуждаю по этим горам, пытаясь найти способ, как помочь сербскому делу. Льется кровь сербов, стонут раненые, гибнут мстители, борясь дубинами против австрийских винтовок. Между тем, я, как серб, в желании им помочь, закупил 130 ружей и хотел их переправить через Сербию, но, к своему удивлению, увидел – сербы не сочувствуют этому святому делу и ставят мне палки в колеса. Я повторяю, что обращаюсь к Вам не как к чиновнику, но как к сербу, – что мне делать; заклинаю Вас освобождением и объединением нашего народа, смотреть на все мои действия сквозь пальцы»⁵⁰. И далее в письме шла расшифровка этих предполагаемых действий.

Местный начальник сообщил содержание этого письма своему шефу в Княжеваце, а тот – непосредственно министру. Гарашанин приказал тщательно следить за действиями Липоваца и попытаться обнаружить «доказательства» того, что он действует по заданию русского правительства. И здесь следует повториться – официальный Петербург не имел к герцеговинской авантюре никакого отношения, что подтверждает резолюция Александра III на донесении посланника из Белграда. А потому многие современники и позднейшие исследователи утверждали, что Попович-Липовац и Иванович подали в отставку перед ее началом – по образу и подобию недавнего черняевского «прецедента»⁵¹. Между тем, наш герой получил отставку лишь по возвращении из своего «сербского» рейда, 5 июля 1882 г. в Софии. И, следовательно, в течение весьма длительного времени (с повозками, полными винтовок, и намерениями, противными воле Белграда) по Сербии колесил действующий офицер русской гвардии с русским же паспортом – идеальная фигура для компрометации Петербурга⁵². И сербские власти не преминули данным фактом воспользоваться…