С белоснежной равнины начинавшимся ветерком, поднимало вьюжные снежинки. Доброми́р стоял один на открытом пространстве. Он обернулся и увидел почти спрятанные сугробами дома деревни. Саней и мужиков-провожатых нигде не было. Даже следов от полозьев саней и копыт лошадей.
«Что происходит?» – вертелся на месте Доброми́р, так и не опустивший меча.
В этот момент со стороны деревни ослепительная белизна с легким голубоватым оттенком чистоты вдруг начала меняться на глубокую черноту. Нет, не небо затягивали тучи, и становилось темно. Именно снег менял цвет с белого на черный.
– Это кто тут убивает моих питомцев?! – послышался озлобленный грубый женский голос со стороны приближающейся к Доброми́ру черноты.
В том месте завьюжило, крутя черные кристаллики снега в лихорадочном вихре.
«Еще одна ведьма…» – подумал Доброми́р.
Вихрь раскрылся, и перед молодым воином рода Добросла́вов возникла дева, плывущая над землей, не касаясь снежного покрова длинным размытым подолом одеяния. С ее появления все, что было за ней, стало черным. Свет словно поглощался этой чернотой.
– И я не ведьма! – повысила голос дева, и вокруг нее разлетелись завихрения.
«Мысли читает…» – обалдел Доброми́р.
– Да, я их вижу! – тут же ответила она.
Черная, развивающаяся в размазанных всполохах одежда, совершенно черная без каких-либо оттенков кожа лица, черные волосы и лишь глаза, не имея зрачков, горели белым холодным огнем. Так выглядела эта дева.
«Вот зараза…» – вновь подумал Доброми́р и пожалел об этом.
Дева вмиг приблизилась и, выставленный перед собой отцовский меч треснул металлом, захрустел, осыпаясь кусочками почерневшего льда.
«Красивая…» – только и успел подумать Доброми́р о пугающей красоте девы.
Дева уставилась в синие глаза чужака, собираясь и его проморозить насквозь, но внезапно замерла, как завороженная. Ее суровое лицо вдруг стало растерянным.
– Откуда ты? Я чувствую, что ты чужак, – послышался мягкий девичий голос из ее уст.
– Я из леса, – ответил Доброми́р.
– Из какого леса? У нас здесь их несколько… осталось…
– Я прошу простить меня за то, что я без спроса вторгся в вашу вотчину, но мне надо в Зато́пье, там трава лечебная, и говорят только она меня спасет, – выдал как на духу Доброми́р.
– На тебе проклятие, снять которое можно только убив того, кто его вплел в твой жизненный путь, – ответила черная дева, ее лицо смягчилось, и она спросила: – Как тебя зовут, чужак?
– Доброми́р, – улыбнулся он и, осмелев, спросил: – А как тебя величают, девица-красавица?
– Я – красавица?! – вырвался у нее гневный грубый женский голос, и ураганный, обжигающий холодом, порыв ветра раскидал вокруг них черный снег.
Доброми́р устоял, не отступил ни на шаг.
– А ты смелый, – вновь послышался мягкий девичий голосок. – Черногу́рочкой меня Старик Проморо́зник кличет.
– Что за старик? – машинально спросил Доброми́р.
Черный снег мгновенно взвился ураганом, подхватив Доброми́ра, и он почувствовал, и увидел, как его тело покрывается черным инеем, промораживая плоть.
– Нет, он мой! – гневный выкрик Черногу́рочки моментально отогрел конечности, и Доброми́р смог вдохнуть обжигающий морозный воздух.
Ураган стих и Доброми́р очутился сидя в черном сугробе. Рядом с Черногу́рочкой завертелся новый вихрь, и из него вышел сгорбленный и такой же черный старец. Он вмиг очутился напротив Доброми́ра, и его глаза вспыхнули похожим, как у девы белым огнем. Тело Доброми́ра вновь начало замерзать.
– Старик, оставь его! – повысила голос Черногу́рочка.
– И штой-то Дева Стужи тут раскомандовалась, ась?! – проскрипел недовольный стариковский голос, после чего он обратился к Доброми́ру: – Давно я никого не морозил… Откель пришел, чужак?
– Из Ле́та, – с трудом проговорил Доброми́р, едва шевеля замерзшими губами.
– Я иду с ним! – твердо сказала Черногу́рочка.
– Ищё чаво?! – притопнул черный старец, обернувшись, борода которого такими же размазанными вихрями, как одежда Девы Стужи, развивалась по сторонам. – А Зиму хто морозить будет?
– Ты, Старик, – высокомерно вздернув носик, ответила Черногу́рочка, и украдкой глянула на Доброми́ра.
– И чаво ты на него так зы́ркаешь? – насупился Старик Проморо́зник, строго глянув на Деву.
– Не твое дело, – отрезала она.
– Я тоже пойду в ваше Лето, – вдруг сказал Старик.
В это время Доброми́р увидел воткнувшуюся в наст рукоять от отцовского меча и вздохнул.
– Не грусти, – улыбнулась Дева Стужи.
Черные снежинки потянулись к рукояти разными потоками, подхватывая осколки клинка, они превращались в зауженную спираль. Доброми́р от удивления открыл рот. Увидев это, Черногу́рочка улыбнулась.
Глава 4
Люту́нья смотрела сквозь толщу болотной воды в серое небо. Она уже давно следила за этим воином и распознала в нем Избранного Богами, но какие бы порчи не насылала на его род, ничего не происходило. И только, когда тот воин начал убивать ее сотворенных «деток», она решила его извести, отправив в скрытый волшбой мир Льда, так как Переход в Черносне́жье находился именно в Зато́пье.
Ведьма довольно улыбнулась от свершения задуманного, и ей показалось, что болотная вода стала прохладной.