— Не совсем. — Уилар некоторое время молча сидел, думая о чем-то своем. Когда Эльга уже отчаялась дождаться ответа, он сказал:
— Как и джорданитская религия, Кельрион существует лишь постольку, поскольку мы в него верим. И если наша вера изменится, изменится и Кельрион.
— А если мы ни во что не будем верить? Кельрион исчезнет?
— Какая разница, исчезнет Кельрион или нет? Уилар покачал головой. — Если мы перестанем верить, исчезнем мы сами. И, по-моему, это достаточно убедительная причина для того, чтобы верить хотя бы во что-то.
— А во что верите вы? — спросила Эльга.
— В то, во что хочу верить.
«Увиливает от ответа, — подумала Эльга. — Удобная религия, ничего не скажешь — верю в то, во что хочу… И во что же он хочет верить, интересно знать? В демонов? В зло и тьму?..»
— Прежде всего — в себя, — сказал Уилар. — А теперь — спи.
Несмотря на свои опасения, Эльга заснула почти мгновенно, стоило ей только поудобнее устроиться на собственном плаще. Не было ни кошмаров, ни тревог, ни беспокойства — сознание как будто на несколько часов провалилось в бездонную яму. Уилар долго лежал без сна. Хотя он сделал все, что мог, чтобы отвести чужие глаза от их стоянки, ощущение, что за ними следят, не исчезало. «Кто это? Климединг? — Образ ужасающего наставника, давно уже не принадлежавшего к роду людей, вплыл в его сознание, заставив сердце болезненно сжаться. — Если он обнаружил меня так быстро, мы не успеем добраться даже до гор…»
…Этот волшебный, волнующий запах Малгелендорф узнал сразу. Почуяв его, он почти минуту внюхивался изо всех сил, не смея верить своим ощущениям. В конце концов, он не ел уже почти целый цикл и с голоду могло померещиться и не такое…
Кровь!
Настоящая, живая, свежая кровь!
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Малгелендорф заподозрил ловушку, но, обежав это место по кругу, не обнаружил ничего подозрительного. Да и кому могло понадобиться устанавливать такую странную ловушку — здесь, на периферии владений Хозяина? Нет, похоже, тут и в самом деле было Лакомство. У Малгелендорфа даже скулы свело от негодования, когда он представил себе, как Лакомство — толстый, неуклюжий, такой сладкий и такой желанный мешок крови и мяса — идет, переваливаясь, по пустыне, бестолково транжиря свое великолепное содержимое. Вернувшись к месту, где он почуял кровь, и еще раз вдохнув ее чарующий аромат, Малгелендорф побежал по следу. Его прежний облик не слишком-то подходил для длительного преследования, и Малгелендорф совершил одно из пяти доступных ему превращений — вдвое укоротил чересчур длинные паучьи лапы, вытянул тело вперед, сместил внешние кости головы так, чтобы придать им обтекаемую форму, отрастил длинный плоский хвост, игравший роль своеобразного «руля» во время движения. Теперь, за вычетом указанных особенностей и серо-коричневого сегментарного панциря, его можно было бы принять за помесь гусеницы и пумы. Шесть ног слаженно двигались в ровном, не знающем устали ритме. Способность воспринимать запахи в этом обличье сильно уменьшилась, но след был достаточно четок, и Малгелендорф не боялся его потерять. Он боялся другого — как бы Лакомство раньше его не обнаружили другие обитатели периферии. В этом случае шанс получить хотя бы долю добычи становился совершенно эфемерным.
Однажды на пиру у Хозяина Малгелендорфу удалось вкусить Лакомства… предварительно покалечив двух других гостей, также претендовавших на угощение… этот день навсегда останется запечатленным в его памяти, как один из самых волнующих, великолепных дней в жизни. Жаль только, что кусочек Лакомства, брошенный ему на пиру, был таким маленьким…