Чернокнижник

Что касается Кати, то с ней не было споров. Здесь была пища не духовная, а скорее телесная. Но какая это была пища! Это был деликатес, шедевр, триумф. Это был наркотик, попробовав который однажды, человек отдаст всё, что угодно, лишь бы только получить заветную дозу дурмана. Однако какой бы сладкой ни была пища телесная, она ни на миллиметр не способна приблизиться к гармонии без пищи духовной. Более того, если эти две силы вдруг вступают в противоречие, духовная близость, хоть и не сразу, но всё равно одержит победу. Так бы было и в нашем случае, если бы у Кати не было одного качества, которого так не доставало Наташе – она умела слушать. Рассказывая ей свои сочинения, Пётр погружался в вымышленный, понятный только ему мир. Он жил в этом мире, умирал в нём и снова рождался, он радовался и грустил, любил и ненавидел. Однако шизофренией или другим психическим заболеванием это было назвать нельзя, так как рядом находился другой человек, испытывающий такие же чувства. (Это ведь только коммунизм строят все вместе, а с ума сходят в одиночку). Справедливости ради, надо признаться, что, слушая рассказы нашего писателя, Катя зачастую улыбалась там, где надо было грустить, и наоборот, чуть было не плакала, когда впору было разразиться смехом. Однако стоит ли быть такими придирчивыми? Стоит ли обращать внимание на такие мелочи? Ведь, самое главное, что автора слушали, самое главное, что он был востребован, самое главное, что слушатель или читатель ждал продолжения.

Совсем неудивительно, что встречи с Наташей становились всё реже, а встречи с Катей всё чаще. И дело вовсе не в головокружительной Жу-жу, хотя сбрасывать со счетов её было бы неразумно, дело в том, что писатель не может существовать без читателя или слушателя, пускай он даже будет один.

Уходя к своей Катеньке, Пётр не видел, что его всегда провожали полные слёз глаза Наташи.

– Ещё хочешь?

Пётр поворачивает голову на коленях молодой нимфы и кивает головой. Бархатная ручка отрывает виноградную ягодку и кладёт в рот молодого человека.

– А ещё?

– Позже. Я принёс тебе продолжение. Будешь слушать?

Девушка обнимает голову Петра и целует его в губы.

– На чём мы остановились в прошлый раз? – спрашивает девушка.

– На академике Чазове.

– Да, да, я вспомнила.

* * *

Если бы знал академик Чазов, что ему вместе со своим четвёртым управлением так и не удастся вылечить своего пациента!

Всё начнётся с приёма безобидного снотворного. Приняв его, Леонид Ильич проспал всю ночь, ни разу не проснувшись. Наутро он так хорошо себя чувствовал, что, ложась спать, снова принял таблетку.

Вначале никто не придал этому значения, однако академик на то и академик, чтобы видеть больше нас, простых смертных, он приказал изъять снотворное. Увы, но вокруг генсека находились не только академики. Сердобольная медсестра, тайком от начальства, заботливо снабжала Леонида Ильича его любимым лекарством. Правда, вскоре таблетки стали действовать плохо, и пришлось увеличить дозу. Вскоре и к этой дозе организм привык, и генсек начал принимать препарат даже днём. Тревогу забили тогда, когда генеральный секретарь ЦК КПСС уснул на совещании.

Надо отметить, что КГБ в то время работал гораздо эффективней, чем медицина, поэтому ему без труда удалось вычислить злоумышленницу и убрать её от главы государства. Однако операция, столь блестяще проведённая ведомством Андропова, была полностью провалена медиками. Организм самого главного коммуниста страны отказывался подчиняться не только ЦК, но и всей партии. Он просто не хотел жить без спасительных лекарств. Вот тогда Леонид Ильич в первый раз и поставил вопрос перед политбюро о своей отставке.