Чернокнижник и феи (СИ)

Она мышкой проскользнула мимо него в дверь, задевая острым краем булавки его рубашку:

– Меня никто не видел. Во всяком случае я на это надеюсь.

Её взгляд скользнул по револьверу, лежавшему на столе, и замер на пулях.

Грег выглянул в коридор, проверяя случайных свидетелей, но было пусто – раннее утро выходного дня. Все еще спят, а с портье придется потом лично переговорить и предупредить, что он точно никого не видел. Деньги пока еще есть, и экономить их на безопасности Лиз глупо. Он плотно закрыл дверь и развернулся к Элизабет, натыкаясь на направленный ему в грудь револьвер. Хорошая модель укороченного питбуля с семью пулями и потенцитовым гасителем отдачи – настоящее дамское оружие. Еще и глушитель выстрела наверняка есть. В катакомбах она была с другой моделью.

Тихо, чтобы не напугать её, Грег сказал:

– Лиззи… Пожалуйста, убери револьвер. Во-первых, ты все не так поняла. А во-вторых, не стоит его наводить на того, кто по твоему мнению не совсем собирается жить. Становиться чьим-то палачом глупо.

Она бесцветным голосом, даже не выговаривая ему про неправильное обращение к ней, сказала:

– Это ты все не так понял. – она медленно стала наводить револьвер на себя. – У меня тоже было такое же утро, я тоже не знала, как мне жить. Но я выжила. Не передумаешь, не уберешь прочь револьвер – я тоже решу, что смысла выживать в то утро не было. Да, мелкий, женский шантаж, Грег.

Он выругался себе под нос, бросился к ней в резком броске, хватая за руки и уводя дуло вверх, в потолок. Несмотря на все доработки, модель так и не лишилась недостатка – иногда выстрел раздавался сам по себе, без взвода курка. Пуля полетела в потолок и тут же замерла в эфире как мошка, запутанная в паутине.

Грег снова повторил, не желая причинить боль Элизабет:

– Лиззи, отпусти револьвер. Прошу.

Его напряжение выдавала только бешено бьющаяся жилка на виске – он еще находился в эфирном истощении.

Она с вызовом в глазах сказала:

– А ты уберешь свой револьвер?

– Не могу, я его чищу. И еще… Никогда, прошу, не наводи револьвер на себя – эта модель ненадежна. Выстрел может произойти сам по себе.

Она обмякла в его руках и отпустила револьвер.

Грег откинул в сторону барабан и выбил на стол из камор шесть пуль.

– Ты играешь со смертью, Элизабет: никогда не заряжай револьвер полностью. Одна камора всегда должна быть пустой. Если выстрел случайно и произойдет – он будет холостым. – Он аккуратно положил питбуль на стол.

– Грег… – Элизабет внимательно осматривала его с ног до головы.

Он тут же вспомнил, что после душа так и не переоделся. Не было времени. Вот очень зря он не захотел тратить время на одевание! Тогда бы не стоял перед лерой в одних штанах и сорочке.

– Да, Лиззи? И прости, я называю тебя неправильно, осознаю и попытаюсь исправиться.

– Я прошла сегодня официальное опознание в Континентальном банке. Я теперь лера Элизабет Агнес Клер де Бернье, графиня Орикс. Отныне и навсегда… Я одна не пройду этот позор снова. Я сломаюсь… Я не смогу. Давай его пройдем вместе… Помоги мне, пожалуйста.

– Я лишь потоплю тебя. – его взгляд снова упал на экстренный выпуск газеты. Угораздило же… Видимо, кого-то он сильно допек. Небеса, и ведь вся вина лежит только на нем.

Элизабет проследила за его взглядом:

– Мои люди сейчас покупают редакцию «Искры». Уже вечером будет дано опровержение – репортеры использовали сфальсифицированные фиксограммы.

– А такие бывают?

Она грустно улыбнулась, беря газету в руки и принимаясь её рвать на мелкие клочки. Они летели во все стороны и тут же сгорали, не касаясь пола – Грег помог.

– Теперь бывают. И не смотри так недоверчиво – у меня было три года, три ненавистных года, чтобы понять, как должен был действовать мой отец, если бы я ему была дорога. Не пригодилось мне, зато спасет Брока и тебя.

– О… Да… Брок… – он взъерошил свои волосы, вспоминая, что стоит неподобающе близко к лере.

– Ты меня даже не поблагодаришь за такое? – её взгляд был отрешенным, пустым, стылым – он своим поведением напомнил ей самый худший день в её жизни. Как она смогла выжить? Где нашла силы дышать и двигаться дальше? Как выстояла перед людским осуждением, ведь никого не было на её стороне. Сильная, несгибаемая лера… И никогда не будет его. «Не обломится!» – он еще помнил её слова.

– Элизабет, моя признательность к тебе не знает границ, – начал он и тут же замолчал, ловя её оживающий и теплеющий взгляд. Как нежный цветок, схваченный морозом, оживает в тепле, так и она расцветала на его глазах – даже щеки чуть покраснели, хотя они могли покраснеть и от его вида – глаза Элизабет задержались на расстегнутом вороте сорочки.

– Совсем?

Он глупо пояснил:

– Совсем.

– Тогда поцелуй меня и обними – у меня ноги подгибаются от страха. Я так перетрусила, я так испугалась… Я… Я не знала, как тебя остановить – ты же глупая птица кардинал, уверенная, что только смерть очистит твою честь…

Она краем глаза заметила так и висящую в воздухе пулю. Та тут же со стуком упала на пол.