Чернокнижник и феи

Абени чуть не задохнулась от неприкрытой нежности и беззащитности слов брата, хоть они и не ей адресовались. Наверное, нельзя так сильно любить, когда без другого человека и жизни нет. Или только так и надо любить, и идти до конца, защищая любовь.

Хорошо, что повисшую после слов Рауля в столовой тишину, разбил Джеральд в своем самом нарядном фрачном костюме:

— Обед подан, неры и нер…

* * *

В кондитерской было многолюдно и громко. Кажется, Золе тут же стало плохо — она отпросилась в дамскую комнату. Абени хотела последовать за ней, чтобы помочь, но та с легкой улыбкой извинилась:

— Пожалуйста, не надо, не заставляй меня чувствовать себя безнадежно больной, Абени.

Рауль сидел за столом, топя свой взгляд в чашке с кофе — он всегда считал себя виновным в болезни Золы.

— Конечно, — Абени почувствовала, как приливает жар к щекам — она не хотела обижать Золу.

Наверное, жаль, что Абени не последовала за Золой — она не увидела, как та вместо дамской комнаты заглянула на кухню, золотым привлекая к себе внимание мальчишки-разносчика.

Тот лаской выскочил с душной кухни, замирая перед знатной лерой:

— Да, сиятельная?

Она спросила:

— Читать и писа́ть умеешь?

— Да, сиятельная…

— Тогда… — она вложила в его ладонь тяжелую монету, которую ему и за год не заработать. — Купишь мел и на видных местах на городских стенах будешь писать луну, не меньше, следующую фразу: «Кто убил Ян?». Запомнил?

Мальчишка кивнул и повторил:

— Кто убил Ян? Я понял, сиятельная. Не бойтесь, я не подведу.

— Смотри, я знаю, где ты служишь. Нарушишь слово, не будешь писать — я вернусь, и ты сильно поплатишься.

— Я не подведу. Я запомнил! Кто убил Ян.

— Точно!

Она встала и направилась обратно в зал, словно ничего не произошло.

* * *

А в это время у парка Прощания, как раз напротив кафе, остановился неприметный паромобиль. Прогуливающийся по улице Гилл оглянулся на табличку с названием парка и с помощью магии исправил одну букву — с «а» на «е». Потом он как ни в чем не бывало подошел к паромобилю, открыл дверцу со стороны пассажира, сел в кресло и тихо скомандовал:

— Поехали, отче!

Отец Маркус, сидевший за рулем, такого обращения не оценил, он криво улыбнулся и ответил, не открывая губ: «Не наглей, Эвирок!».

Гилл насмешливо сказал:

— Поехали, прошу вас, отец Маркус! Пожалуйста!

Паромобиль сдвинулся с места, направляясь в сторону Ривеноук. Гилл напоследок полюбовался на новое название парка и остался доволен собой.

«Что не так с названием?» — Маркус даже повернулся к Гиллу, отвлекаясь от дороги — гогглы сильно ограничивали обзор.

— Теперь все так, отче.

«Не зли меня, Эвирок!»

— Хорошо-хорошо, а как же терпение, которое вы проповедуете в храмах?

«Ты меня с кем-то путаешь. Я инквизитор, а не проповедник. Так…?»

— Парк расположен прямехонько над местом заключения Чумной Полли. Его не Прощанием, а Прощением надо называть.

«Смешно!»

— Не очень, на самом деле…

«Чумной Полли сейчас вполне хорошо в доме Ренаров.»

— А город нуждается в покаянии — сколько веков тут были пляски на костях?

«Гилл, я думал, что твой юношеский максимализм из тебя давно выветрился.»

— Я сам так думал, а сейчас понял — я не изменился, и меняться не буду, как бы некоторым не хотелось. Кстати… — Гилл выгнул бровь — он заметил, что паромобиль направляется отнюдь не в штаб инквизиции: — И куда мы едем?

«На пристань.»

— Ты бы не мог быть более мыслечивым?

«Каким?» — Маркус не понял и даже отвлекся от руля, заглядывая Гиллу в лицо.

— Разговорчивый — тот, кто говорит. А ты мыслечивый. Так зачем едем на пристань?

«Искать два потерянных на Оленьем острове вольта. Мне нужен кто-то, кто будет вести за меня переговоры с военными. И зачем боги подарили миру телефоны?». Он быстро влил в Гилла, от боли сжавшего ладонями виски, воспоминания из морга.

— Небеса, не делай так — это неприятно в конце концов.

«Прости, зато быстро.»

— И что теперь? Что ты решил с Ренар?

«Я по-прежнему считаю, что её нельзя впускать в игру, но она сама лезет с упорством убежденного драконоборца. Ты её вчера не впечатлил — она еще не знает, стоит ли тебе доверять. Мне, однозначно, она не доверяет.»

— Я и не пытался впечатлить. Мне важнее, что она думает о Ривзе. И готова ли идти до конца…

«Она его любила. Или думала, что любит. В борьбе за память о нем пойдет на все. Зря ты рассказал о Душителе — она девушка, и весьма увлеченная!».

— Она ангел. Она может постоять за себя, а Хейг доказал, что ему плевать на короля и его мнение. Главное — понимание Хейгом справедливости.

«Она догадалась, что я менталист.»

— Ты способен совершать ошибки? Это что-то новенькое. И в чем ты прокололся?

«Я не прокололся, просто она наблюдательная. И еще раз — её нельзя втягивать в это. Зря ты так поступил.»

— Еще раз, — сказал Гилл, словно передразнивая Маркуса: — она не глупенькая нерисса, она ангел. Она своим отцом специально взращивалась для расследований — её для этого готовили. В конце концов она имеет право отомстить за смерть отца.

«Она не знает, что его убили. Ей брат ничего не сказал. Повторюсь: зря ты её втянул.»

— Ты мне отказал в помощи, — напомнил Гилл.