Чернокнижники

Среди писем с выражением соболезнований по поводу кончины его супруги нашлась и парочка таких, в которых владельцы антиквариатов требовали срочного погашения имевшихся задолженностей. Тиниус в тот же день испросил у них отсрочки выплат на год в связи с постигшим его горем. Это был вполне обдуманный шаг. Ибо год длился траур, что было известно всем и каждому. Лишь по его завершении можно было со всеми сопутствующими торжествами ожениться повторно. В том числе и выгодно. В течение трех последующих месяцев глубоко скорбевший Тиниус тем не менее скрупулезно перебирал возможные кандидатуры. Выбор, однако, был ограничен. Одна из родственниц Бётхер, несмотря на массу уже привычных Тиниусу черт, была слишком бедна и чересчур нежна, чтобы он мог позволить себе взять ее в жены. Таким образом, оставалась лишь Оттилия Мария, урожденная Киндт, вдова главного лесничего Хельмериха. Все в один голос утверждали, что она была выгодной партией. Хотя и не без недостатков. Три толстощеких жирных сынка почившего Хельмериха, сразу же напомнившие Тиниусу его братьев Генриха, Готфрида и Эли, обороняли ее, словно непробиваемая фаланга. Хватало даже беглого взгляда на этих круглоголовых, а потом на Оттилию Марию, чтобы убедиться, что родственные связи их и ее несомненны. Непритязательная, здоровая деревенщина как снаружи, так и изнутри. Лицо столь же кругло, как и буква «О» — начальная буква ее имени. (И здесь срабатывало правило: голова есть часть целого всего тела.) Как же выделялось на этом фоне лицо его умершей Софии! Полная противоположность! Но у Тиниуса не было иного выбора. Не мог он себе позволить упустить верный денежный источник. И разве его дочь не нуждалась в надежной матери?

Нежно любимое мною дитя нуждалось в материнской заботе, доброй женской руке и добром сердце. Поэтому я 25 октября 1801 года, избрав в качестве второй жены Оттилию Марию, урожденную Киндт, имевшую троих сыновей от первого брака, урожденных Хельмерих, полностью воплотил свое намерение взрастить, будто прекрасное растение, мою дочь Кристиану Августу Генриетту в чуткой заботе лучшей из матерей, даруемая любовь которой да воздастся ей сторицей.

Впервые пройдясь по ее крепко сбитому телу, Тиниус возопил, но не от страсти, а от тоски. Все еще под влиянием воспоминаний о былом, он уже во время второй прогулки решил процитировать парочку виршей. А она по простоте душевной расхохоталась здоровым крестьянским смехом, чем совершенно сбила с толку Тиниуса. С тех пор идиллические прогулки в этом дебелом раю, годившемся разве что для всяких там лесничих, предпринимались лишь в редкую стежку. Чтобы подчеркнуть разделявшее их расстояние, он, отчасти оскорбленный, отчасти из высокомерия, перебрался на верхний этаж. Она же со своими пышущими здоровьем и посему шумными мальчуганами и вечно кашлявшей и недомогавшей Кристианой Августой Генриеттой оставалась на нижнем. И Тиниус по почти отвесной лестнице каждое утро отправлялся наверх, оставляя внизу докуку земного притяжения. Весь второй этаж пасторского обиталища был отведен под его утопические исследовательские проекты.