Чернокнижники

Фальк Райнхольд сидел в своей забитой книгами комнатенке. Лишь сквозь пару узеньких щелочек — нарушение звукоизоляции — сюда долетал гул воспоминаний о внешнем мире. Райнхольд уже не воспринимал его. Все внешние раздражители обходили центры восприятия. Даже желудок его давным-давно ретировался в мозг за ненадобностью — Райнхольд питал организм главным образом духовной пищей, да и та отягощала разум подобно чересчур жирной рыбе. То, что могло бы ублажить тщеславную публику, Фальк игнорировал. Так что приходилось держать строжайшую диету. Зато он безо всяких ограничений всасывал тексты Тиниуса и других и свернутой бумагой, как мухобойкой, прихлопывал события во внешнем мире.

Фальк Райнхольд искал в тексте скрытые ориентиры, сказанное в невысказанном, посему он вгонял в компьютер все, дотошно отслеживая миграции текста, ясно сознавая опасность распылиться по всему тексту.

Фальк уже давно утратил интерес и к себе, и даже к самому Тиниусу, теперь на первый план выступило наслаждение от самих текстов. Ощупывая написанное, он уже не сносился с Тиниусом, не прислушивался к голосу самоцензуры. Нежно прикасаясь к текстовым сочленениям, он ласкал эти нередко пораженные подагрой суставы текста. Здесь и свершилось открытие для себя медлительности: в нежном ощупывании шрамов, родинок и иных шрифтовых отметин. И потом, после предварительных уласкиваний, иногда внезапно и происходило объятие со сладострастным исходом. В безднах плотского нежничанья и текст, и читающий его утрачивали свою истинность. И тот, и другой, уподобляясь умалишенным, погружались в любовные игры. Сплошные чувственные наслаждения, до полного погружения Фалька Райнхольда в текст и утопления его в нем.

Фальк Райнхольд, на первый взгляд бесплодный, производил на свет один текст за другим. Его жажда текстов, его неутолимая страсть к ним, неиссякаемая жажда соития каждый раз воплощалась и в новейшем текстовом образе. И сегодня. Новый текст являл собой Фалька Райнхольда и в то же время не был им. И он, и не он. Будучи не в состоянии объяснить себя посредством обращения к себе, Фальк в сладострастии чтения произвел на свет детей. Девятерых. И никаких тебе набивших оскомину повторов, а каждая новая одурь, каждый новый экстаз предшествовали появлению странным образом знакомых и в то же время неизвестных образов. И всегда образ этот в чем-то повторял Фалька, а в чем-то нет, однако, вглядевшись в жестикуляцию этих текстов, он узнавал в них себя.

Все члены этих текстовых образов почти сплошь состояли из цитат и тем самым говорили о рассеивании, об утрате опоры (вероятно, ныне многие из текстов никуда не годятся, поскольку господа авторы и не желают расстаться с ядром высказываний, и всегда стремятся оставаться на высоте: такая позиция никак не подходит для слепого опыта достижения сладострастного ощущения при чтении текста. Если уж быть до конца точным: все к чертям и вперед, в бездну радостей текста) и все же имели значение. Свидетельства Фалька Райнхольда были самыми женственными из всех женственных свидетельств, которые только можно было себе вообразить. Они и стали его литературным завещанием. Появится ли когда-нибудь специалист по праву требования по завещательным отказам такого рода, этого сказать не мог никто. (Вы понимаете несколько риторический намек на ваш статус читателя?)

Фальк Райнхольд, стало быть, может похвастаться девятикратным отцовством, заплутав в мировом старении текстов. В десятом совокупительном акте он раскрыл секрет чтения, никому не доверив его, Фальк, взгромоздившись на десятый стромат, счастливо улетел. Лишь отправленная г-ну Деррида открытка дает основания надеяться, что ему все-таки удалось где-нибудь приземлиться. Скажем так, ради указки на силу притяжения: Фальк Райнхольд почуял свежий след, а лишь по последним заметкам, сохранившимся в его компьютере, можно приблизительно догадаться, каким образом ему удалось сделать это открытие. Да, все должно было быть примерно так.

Вот уже несколько недель Фальк Райнхольд твердо знал, что делает. Единственной темой Иоганна Георга Тиниуса, заботившей его более полувека, было учение об этих последних событиях. «Судный день, когда и как он произойдет». Эта написанная в 1836 году работа стала основополагающим трудом его жизни, а все остальные книги — лишь дополнением к ней. Очевидный факт. Ибо именно тот год согласно расчетам высоко ценимого Тиниусом теолога Бенгеля и был определен как год конца света. Книга Тиниуса, и это смог установить Фальк, также являлась комментарием так и не желавшего наступить конца света. Он объяснил задержку со вторым пришествием весьма правдоподобно звучавшими причинами. (В ходе столетий человечество преуспело на ниве искусства отыскивания подобных причин.) Потом произошло это. (Предположительно.) На Фалька Райнхольда уставился текст. Завершающий пассаж из книги нагловато подмигивал ему: