Чернокнижники

Извозчик, не оборачиваясь, кивнул и поехал вдоль тихой улочки, где за высокими заборами надрывались лаем псы. Шагая вслед за хозяином в дом, Савельев мимоходом коснулся большим пальцем верхней пуговицы сюртука — примерялся, чтобы в случае неприятных осложнений моментально выхватить пистолет из кобуры под мышкой.

А впрочем… Как-то плохо верилось в неприятные осложнения.

Ну к чему Аболину его убивать? Чтобы сэкономить сто рублей золотом? Чтобы сохранить тайну? Что-то плохо верится.

Не соврал хозяин — едва они оказались в комнате, Савельев уловил идущие из гостиной завлекательные ароматы: и жареным мясом приятно попахивало, и еще чем-то вкусным…

— Вот, извольте, — сказал он, извлекая из корзинки плотно закупоренный тяжеленный полуштоф. — То самое количество, насчет коего договаривались.

Аболин обеими руками, тоже прекрасно зная немаленький вес посуды с этаким содержимым, принял у него бутыль, наклонил, полюбовался, как тяжелая, тускло-серебристая масса колыхнулась. Сказал с искренним недоумением:

— Вот до сих пор, хоть убейте, не понимаю, как оно так… В ученых книгах написано, что это металл, а он наподобие киселя…

— Природа, — пожал плечами Савельев. — Тайны мироздания…

— Вот именно, они самые… — словно спохватившись, Аболин извлек из кармана вышитый бисером кошелек. — Вот, извольте. Пять, девять, десять… Полагаю, мы в совершеннейшем расчете?

— Безусловно, — сказал Савельев, пряча червонцы. — Одно удовольствие с вами дело иметь, вот так бы и дальше…

— Да уж, неплохо вы на мне поднажились, — ухмыляясь с самым простецким видом, кивнул Аболин. — Ну да что поделать, торговые дела оборачиваются по-всякому, что ж тут плакаться, ежели каждый при своем и оба довольны… А вы и в самом деле, Аркадий Петрович, хотите и далее со мной дела иметь?

— С большим удовольствием, — сказал Савельев.

— Рад слышать… Вот про это мы с вами за обедом и потолкуем, ежели вы не против… Проходите в гостиную, прошу. Обед неплох, вот только прислуживать нам некому, у меня по-холостяцки дом содержится, прислуги не держу, так что заранее извиняюсь…

Стол в гостиной оказался уставлен блюдами — похоже, серебряными — фарфоровыми расписными судками, прочей утварью. Табунком сгрудились у края стола с полдюжины странных бутылок — совершенно темное стекло, непривычная форма, ни единой этикетки.

Савельев, глядя на все это великолепие, ощутил нечто, чего не мог бы описать словами.

Обед выглядел как-то не так. Нет, и пахло все приятно, будоража аппетит, и приготовлено, сразу видно, не простой кухаркой из трактира для извозчиков, однако ж… Кушанья выглядели не так. Совсем иначе, чем все, что Савельев видел в жизни. Вроде бы все и знакомое — но порезано, разложено иначе…

«Ах, вот оно что! — догадался он. — Это он попросту приволок все из своего времени, потому и вид непривычный, и винные бутылки такие… И серебряные блюда… Значит, вот так в восемнадцатом столетии хорошо накрытый стол и выглядел… Экзотично, ничего не скажешь…»

Аболин первым делом налил по полному стакану. Савельев с любопытством принюхался. Аромат бледно-розового вина был ему совершенно незнаком — не такой уж он и знаток тонких вин, конечно, но тем не менее…

Подняв свой стакан, Аболин сказал проникновенно:

— А давайте, Аркадий Петрович, первым делом выпьем за нашу взаимополезную дружбу!

И первым сделал глоток, что свидетельствовало об отсутствии отравы. Следуя его примеру, Савельев осушил свой стакан до дна. И должным образом оценил великолепный нектар. Знали они в винах толк у себя, в восемнадцатом веке… Это и есть мушкатель какой-нибудь, а?

— Хорошо пьете, — одобрительно кивнул Аболин. — Можно бы даже сказать, с армейской лихостью… Как вам вино?

— Великолепное, — искренне сказал поручик.

— Не из трактирного подпола взято! — многозначительно поднял палец Аболин. — Поднимай выше! А теперь, Аркадий Петрович, давайте-ка подзакусим на совесть. В мои намерения вовсе не входит вас с ходу подпоить, нам с вами серьезнейший разговор вести, так что лучше сохранить трезвое разумение. Вот потом, даст бог, достигнувши согласия, с этой благодатью разделаемся уже основательнее… Вот говядина с белыми грибами, извольте, вот пирог с дроздами, вот паштеты…

Какое-то время сохранялось молчание, только позвякивали о тарелки массивные золоченые вилки (украшенные, как подметил поручик, неким гербом). Сам он, поначалу осторожно пробуя каждое блюдо, понемногу разохотился, благо и не позавтракал толком — а вот Аболин, что легко подмечалось, пищу принимал без особого старания, словно был сыт… или, скорее, волновался. Положительно, нервничал…

— Уфф! — благостно вздохнул наконец Савельев, откидываясь на спинку стула. — Я, с вашего позволения, сюртук расстегну?

— Да ради бога, мы же с вами без церемоний. А хоть и совсем снимите, как я, вольнее будет.

— Нет, спасибо, расстегнуть будет достаточно, — сказал Савельев самым непринужденным тоном.

И кобура под мышкой, и пистолет, доставленные в наше время из грядущего, могли удивить не только Аболина, но и массу коренных, так сказать, обитателей этого года и столетия…