За окном
Дома напротив выглядели абсолютно непривычно —
— Нуте-с? — с любопытством спросил Аболин. — Умалишенный я, или как? Что теперь скажете, Аркадий Петрович?
— Так это мы, значит, сейчас… — пробормотал поручик, изображая вовсе уж одурелый вид.
— В натуральнейшем семьсот сорок четвертом году, — кивнул Аболин. — Времечко, надо вам сказать, интересное… Прогуляться не желаете? У меня тут и одежда подходящая имеется, и своя собственная, и для гостей. Эвона, какая красоточка плывет! И ведь из простых… Они, знаете ли, иногда очень даже сговорчивые… В хороший трактир завернем, винца отпробуем… А?
Он улыбался, словно форменный победитель — собственно, имел полное право считать себя таковым.
Возможно, поручик и принял бы приглашение — но время поджимало, времечко. В их распоряжении двое суток, тут каждая минута на счету…
И потому он отступил от окна, пошатнулся, ухватил Аболина за плащ, буквально взмолившись дрожащим голосом:
— Нет… Потом… Увезите меня назад…
— Ну да, конечно, — сказал Аболин спокойно и деловито. — В первый раз впечатление производит нешуточное… — он захлопнул окно. — Бросайте плащ, пойдемте на середину.
Когда они снова оказались в гостиной ничем не примечательного замоскворецкого домика, поручик, продолжая игру, схватил первую попавшуюся бутылку, налил себе полный стакан (даже перелив на скатерть), осушил залпом, упал в кресло и папиросу из портсигара вынул, старательно изображая некоторое дрожание рук.
— Ну как, убедились? — прямо-таки отеческим тоном поинтересовался Аболин. — Ну, покурите… А теперь можно еще стаканчик, да и я выпью. Удачно обошлось: и в истерику вы не впали, и в окно сигать не стали… Нервишки у вас крепкие. Лишний раз убеждаюсь, что вы мне подойдете. Вот так оно и обстоит, Аркадий Петрович, можно, знаете ли, очень даже свободно путешествовать из столетия в столетие, нужно только знать, как…
— Это вы… придумали?
— Да что вы! — махнул рукой Аболин. — Куда уж мне! Есть головы и поумнее. А я — так… управляющий торговой компании…
«Значит, пешка, — подумал поручик. Ну что же,
Он погасил в пепельнице докуренную папиросу и сказал деловито:
— Это впечатляет, конечно. Поразительно… Вот только одного я не пойму:
— Совершенно справедливо, — кивнул Аболин. — Не дай бог,
— Ну, а все-таки?
—
Он развернул носовой платок и положил перед поручиком уже прекрасно знакомый тому необработанный алмаз, наполовину торчащий из кусочка кимберлита.
— Это что за стекляшка?
— Это не стекляшка, Аркадий Петрович. Это натуральный, необработанный алмаз, именно такими они в природе и добываются, это уж потом их огранивают… Знаю я местечко, где таких алмазов полным-полно. Только никто их
Поручик поднял на него глаза, словно в приступе мгновенного озарения, вскрикнул:
— Да черт побери! Если никто не знает, можно бочку накопать…