Чернолесье

Упырь отчаянно зашипел и попытался вгрызться мне в ногу. Я дернул ногой, стараясь сбросить его, и снова рубанул крикетом. На этот раз получилось — я не рассмотрел толком, куда попал, но тварь свалилась вниз, а перед глазами всплыли цифры полученного опыта. А в следующую секунду под ногами барана взметнула белесую пыль дорога, идущая по склону вверх. Мы успели, успели!

Но тут я услышал за спиной короткий удар и громкий вскрик. Оглянувшись, я похолодел: мул Винса что есть мочи скакал вперед без седока и уже почти нагнал меня. Сам же мой камердинер валялся на земле, перемазавшись в дорожной пыли и с трудом пытался подняться. Черт, ну, почему именно сейчас! Мы же почти прорвались!

Я, что было сил, осадил барана, заставив его затормозить посреди дорожки. Секунду спустя меня догнали Макс и Лана, оба бледные, всклокоченные, насмерть перепуганные.

— Вперед! — крикнул Макс, истерично надсаживая глотку. — Они нас догонят!

Я не стал ничего ему отвечать и выскочил из седла, бросившись к Винсу.

— Рома, ты что?! Мы все погибнем! — вскричала Лана, с трудом удерживая коня. Я понимал это, но оставить Винса без помощи не мог. Еще секунду назад я искренне верил, что нахожусь в игре, но сейчас от этой уверенности не осталось следа: передо мной был живой человек, отчаянно нуждающийся в помощи.

Добежав до лежавшего ничком камердинера, я дернул его за ворот рубашки, едва не оторвав. Винс, глядя по сторонам ошалелыми глазами, едва мог стоять на ногах. Был он весь в пыли, грязная одежда прорвалась длинными неровными царапинами, а ладони состояли из одних кровоподтеков.

— Бросьте, ваше инородие, — проговорил он. — Идти… не могу. Спасайтесь.

Но я вдруг внутри себя понял, что об этом не может быть и речи. Толкнув едва ковыляющего Винса в сторону монастырских ворот, я взял крикет наизготовку и повернулся к тому, что было у него за спиной. Следом за мной с коней соскочили Макс и Лана.

Черно-серое месиво когтей, щелкающих челюстей, длинных паучьих ног и острых костяных шипов катилось на нас с неостановимой энергией снежной лавины.

Спасаться теперь было поздно: до них оставалось лишь несколько шагов. Ужас сковал мое тело: я с ледяной очевидностью осознал, что, похоже, умирать придется здесь и сейчас, и возрождение в офисе «Норски» мне вовсе не гарантировано. Проклиная мысленно тот день и час, когда я поперся на вечеринку к Артему, я выпалил куда попало из крикета. Пуля прошила насквозь белесую тварь, похожую на огромного богомола, и перед глазами вновь возникли цифры опыта, но это уже ничего не решало. Вопрос стоял только о том, чтобы подороже продать свою жизнь. Я крепко сжал рукоять крикета, намечая себе цель в первых рядах напирающей нежити.

— Бамг! — грохнул вдруг откуда-то с неба оглушительный гром. У меня заложило уши, и на секунду я забыл о том, где нахожусь и что происходит. Только мгновение спустя, когда я увидел черное облако, взметнувшееся над монастырской стеной, до меня дошло: это был залп из мушкетов! Первый ряд наступающей нежити проредило словно гигантскими граблями, его остатки с громким шипением попятились назад.

Вслед за этим раздался громкий скрип: тяжелые дубовые ворота монастыря медленно открывались. Раздались голоса — на помощь спешит не меньше десятка людей. Вскоре они появились из-за поворота: бородатые, вооруженные палашами и пистолетами.

Новый залп со стены хлестнул по наступающей нежити огромным кнутом, и она начала нехотя отходить вниз по склону.

— Скорее, сюда! — крикнул рослый детина в шлеме-морионе и с сержантскими нашивками. — А то они опять попрут!

Не помня себя, мы бросились по склону вверх. Пару раз я споткнулся — ноги отказывались слушаться, дрожа и подгибаясь. Вбежав в ворота, куда перед этим мушкетеры ввели пойманных перепуганных скакунов, я прислонился к белой монастырской стене и закрыл глаза.

Словно сквозь сон доносился до меня гулкий бас сержанта, говорившего с Максом:

— А мы ведь, было, ворота-то открывать не хотели, — объяснял он, явно не задумываясь о том, какой эффект могут произвести его слова. — Его благородие, господин лейтенант запретили: опасно, вдруг твари прорвутся. Но как увидели, что вы своего защищать бросились, пришлось открыть. Его преподобие настоял. Говорит: грех большой не помочь людям, кои за други своя встали. Вот оно, значит, что.

* * *

Его преподобие отец Келлер, настоятель Клугстерского монастыря, был низкорослым полноватым человечком с редкими рыжеватыми кудрями и такого же цвета короткой бороденкой. Ходил он, забавно переваливаясь с ноги на ногу, и едва поспевал за длинным, как жердь, лейтенантом Хорном.

— Вот такое несчастье нас поразило, ваше инородие, сами видите, — проговорил он, указав куда-то в сторону. Мы брели по узкому коридору среди каменных стен, украшенных мозаичными панно. Впрочем, украшения эти были весьма так себе: чувствовалась рука доморощенного художника-любителя. Плохо подобранные кусочки смальты делали лица мучеников порой комично-нескладными, а пейзажи за их спинами — совсем уж условными. Понять, изображен ли святой на фоне горы или замка было, подчас, трудновато.