ЧерноLove (сборник)

– Откровений желают все и слышать, и слушать! Потому что любые чужие откровения – это тихое сравнение себя внутри себя! Я тебе отвечу, что освобождение от собственного величия – важнейшая победа над собой. А вы идете другим путем, отвечая на вопрос – «что лучше – сдохнуть от эмоций или скучно жить?» – разлив всем снова и быстро опрокинув шотландское письмо в себя, Вадим продолжил: – Она иногда искала на моих воротниках след помады чужого оттенка, ни разу не спросив меня, нужно ли мне дальнее соприкосновение с новыми запахами, новыми чулками и чужими словами лжи. Она мерила на себя мою, чужую ей жизнь, отвечая на все вопросы вместо меня и ни черта не понимая в том, что мне по сердцу, а что нет! Иногда я ощущал на себе, что у нее мозги поэта-черносотенца, она высказывалась о том, что у мужчин чувство чистоты недоразвито! А я доказывал ей, что у змеи тоже есть душа, но форма у змеиной души – кривая! И хотя в каждом дизайне она может найти изъян, она не видела главного изъяна в себе, когда собственное горло захлебывается в осени, когда характеристика слова «дрянь» – это уже особая порода баб, у которых из любви никогда не получится семейная броня, с кем нельзя смотреть в одну сторону и насыщаться светом женщины. Она же не понимает, что новый человек в жизни другого умного человека ничего не меняет, никогда! Кто сторонник тайного заговора против себя, только окончательно сформировавшийся сумасшедший. Я знаю, чем вы занимаетесь с удовольствием, вы перечисляете черты ваших бывших мужиков и всегда заходите в тупик, тупик общего единогласия – «все мужики – Па». Я должен вас разочаровать, именно в женщин вложена огромная сила поиска, намного превосходящая стремление мужчины остаться рядом и утюжить жизнь вместе, приспособившись к другому мировидению.

– А что значит «все мужики – Па»?

– Я понял ход твоих мыслей, Марина! Сериал «Все мужики сво» я переиначил еще с первой серии этой надуманной мыльной галиматьи. Моя жена считает, что все мужики палачи, только сформулировал это я сам, а не она. В один из пирожковых дней я ей подбросил мою новую фразу, и она пошла гулять в офисе на 34-м этаже в деловом центре, где Ирэн разминает уставшие стопы под столом, но упорно ходит на каблуках, чтобы кто-то вылупился на ее стройные ноги и подумал что-то постельное и чтобы уже дома бороться с отеками стоп горячей водой с розовым маслом и солью вечного моря. Мы видим мир по-разному, и это видение мешает нам обоим жить.

Вадим стоял у окна спиной к гостьям и смотрел на ночной город сквозь широкое окно. В каждом пробегающем внизу огоньке была жизнь, сидящая за рулем. Эта жизнь стремилась добраться из одной точки в другую, потому что ей, этой жизни, было что-то необходимо осуществить, в той самой новой точке. Город гудел железными моторами, заглушая шорохи падающих снежинок. Город, состоящий из миллионов точек, куда стремились люди, плыл во времени, решая самостоятельно, кому добраться до цели, а кому нет. Каменный город, погруженный во тьму, освещал себя сам, вопреки темному времени, вопреки законам природы, назло бессильной луне, гуляющей наверху над толстыми облаками, освещающей самолетные трассы. Вадим смотрел вниз и анализировал свой дальнейший план, план его личных перемен, его побега в ту самую точку, где все по-другому, где все не так. Он уже понимал, что любое страдание – это удобство, многие предпочитают именно его, а счастье всегда требует больших усилий. Он смотрел на древний город, который был древним только благодаря своим усилиям, который чтил страдания своих жителей, но становился сильней от множества сильных лет, от множества сильных столетий, от множества стальных судеб очень крепких его жителей. Вадим смотрел в освещенную тьму и слышал звуки падения московских снежинок. Они шептали ему перевернуть страницу и идти дальше. Он был готов перевернуть страницу своей жизни, пришло время, правильное место, очередной пирожковый день и ее подруги. В голове кружился тайный заговор против самого себя, и он был готов идти дальше, подготавливая второй акт бенефиса. Его руки не дрожали, голова слегка кружилась шотландскими клетчатыми узорами, правое колено дергалось в ритме очередной песни Кузьмина, в которой он тоже не нашел свою единственную любовь. Вадим перенес магнитофон из кухни в комнату и, перевернув кассету, нажал на затертую клавишу.