ЧЕРНОLOVE

Константин приоткрыл один глаз и увидел, как его смычок, дополненный его волосами, бьется по струнам скрипки, заметно разрывая воздух, вырывая оттуда неповторимые звуки блаженства и гармонии… Зал замер. Нежные искры, цвета ночных травяных светлячков, прыгали по струнам в такт божественной мелодии его фантазий. Зал следил за его игрой и полетами смычка между скрипкой и лицом музыканта. Его скрипка разговаривала с залом скоростными слогами, повествуя нечто потусторонне-зазеркальное. Зал замер, поглощая божественные ноты чужих миров… Константин закрыл глаза и услышал тревожные крики своего сердца, которые срослись с мелодией эха и нарастающей внутренней дрожью… Время остановилось под потолком, накрыв зал ощутимым куполом и совершенно неизведанными ощущениями происходящего.

Кульминация была близка. Люди в зале полностью превратились в модель Курамото. Скрипач дрожал вместе со скрипкой, обильно разливая чудесные звуки по залу…, он дрожал и сопротивлялся бетонному комку слез в горле, он играл быстрое чередование пицикатто с уникальным приемом третьего нажима…, одержимый тонким миром и скоростью внутреннего давления…, в его венах разливались галлоны минерально-божественных газированных вод…, нот, слез и громких вибраций. На последней ноте смычок прошелся сверху вниз со скоростью бензопилы…, и музыкант извлек из скрипки такое, во что невозможно было поверить. Затем он оставил смычок в покое, мягко отбросив его в сторону и пять раз ущипнул струны. Это был завершающий акт сумашедшего волшебства. Наступила совершенная холодная тишина с едва уловимыми отголосками уходящего пульсирующего эха.

Костя медленно приподнял ресницы. Зал взорвался, рукоплескал, кричал, истерически верещал, двигался, извивался и рвался к сцене, туда же полетели букеты цветов и бессвязные крики чьих-то восторгов. Женщины истерили и плакали, а у мужчин были безумные глаза и искривленные рты. Это был Апофеоз Апогея или Апогей Апофеоза! Где-то сбоку на стене громко лопнула лампочка, затем вторая и третья… Костя медленно освободил повисший на волосах смычок и поклонился. Его руки дрожали, коленки тоже, пальцы на ногах онемели, сердце колотилось, как спрятанный в чемодане метроном. Он хотел в гримерку, немедленно…, выпить стакан газированного молока с коньяком и снять эту пугающую электрическую дрожь странного наваждения. По его холодному лбу стекали теплые ручейки пота. Это был парадоксальный триумф чего-то нового и невозможного… В висках слышались напряженные удары крови. Его посетило озарение! Так он не играл никогда…