Чернолунье 2. Воровка сердец

Она просто пошла вперёд, не зная, где искать запретную часть рынка. Вела её только интуиция. Один раз Лилит свернула в узкий арочный пролёт за людьми в тёмных плащах, прошла по тёмному переходу, совершенно лишённому светильников, и вышла на малолюдную улицу.

Это всё ещё был Ночной рынок. И торговля шла полным ходом, вот только кругом стояла почти мертвенная тишина. Многоязыкий говор превращался в шелест листвы на ветру. А огни над лавками горели тусклыми зелёными светляками.

Лилит сразу поняла, что попала в желанное место.

Она быстрой тенью мелькнула между лавок, исподтишка разглядывая продающиеся вещи. Среди них было много оружия: метательные ножи, кинжалы, сабли, шпаги. Имелись и трости, как у Дая, которые совсем не трости, а стилеты, запрятанные в неприметную оболочку. А иногда и очень приметную: со стеклянным черепом-набалдашником или золотой гравировкой на рукояти. Продавались также пистолеты, револьверы, мушкеты, ружья и пули. Стояла лавка и с зельями сомнительного содержания.

Лилит хотела подойти к ней, выпрямилась, осмотрелась. И застыла.

Слева от себя она увидела себя. Вернее, своё отражение в множестве зеркал.

Они были самых разных размеров и форм, стояли то сверху, то снизу и даже свисали с цепей пародии на крышу из балок и досок, застеленных сверху бордово-коричневым ковром.

Продавцов по близости не наблюдалось, и Лилит подошла ближе.

Зеркала, что стояли у прилавка образовывали полукруг, в центре которого стояло одно большое, в полный рост, старое зеркало. Его кованая рама потемнела от времени, а краска на ней потрескалась, отражающая поверхность запылилась и потускнела.

Оно необъяснимо пугало и в то же время притягивало. Лилит пошла вперёд, как заворожённая, и встала в центре подобия алтаря, всматриваясь в своё отражение.

На ней был чёрный плащ с лиловым подбоем, из-под него торчали две худые ноги, плотно стянутые штанами, заправленными в сапоги из смоляной свиной кожи с тугой шнуровкой и замочками по бокам. Длинные каштановые волосы – распущены, а из-под косой чёлки неулыбчиво смотрели два чёрных, как безлунная ночь, глаза. Единственным цветным пятном на белой коже были аловатые губы.

И тут отражение исказилось, прямо как искажался облик Дая в её кошмарных снах.

Плащ превратился в расстёгнутый мундир с серебряными нитями и пуговицами на груди. Его борта трепетали на ветру, как и кружевные манжеты рубашки винного цвета.

В левой руке Лилит сжимала Чёрный камень, что украла у Дая, в правой – рапиру из чёрного стекла. Нет. То была трость Дая без «ножен». Пальцы девушки и ладони потемнели, точно были измазаны в саже, и тьма эта, как живая, ползла всё выше, въедаясь в кожу, перекрашивая вены на шее. А её глаза!..

Они походили на два выжженных провала, но Лилит чувствовала свой тяжёлый взгляд, закаменевшее в гневе лицо и, приглядевшись, поняла: внутри провалов горело по жёлтой искре, точно по звезде на ночном небе.

Волосы её струили по воздуху, как по воде, извивались. С неба падал снег или же… пепел? У Лилит перехватило дыхание. Город за спиной её отражения посуровел и оскалился сколами заборов и разрушенных домов. Земля под ногами пошла трещинами, будто ей стало не по силам выносить её вес.

Монстр по ту сторону зеркала зарычал, повёл головой, и Лилит с ужасом и трепетом заметила, как блеснули рога, венчающие её лоб. Тонкие и чёрные, длинные и испещрённые множеством горящих чёрточек.

«Как тлеющие угли» – подумала Лилит.

Они ветвились и уходили далеко за рамки зеркала.

Существо в зеркале внушало первобытный ужас. В нём не было чувств. Не было человечности. Только злоба, ненависть и животная ярость. Воздух трещал вокруг и вибрировал, точно реагировал на бушующую в «сосуде» силу.

Лилит почти ощущала смертоносное дыхание своего двойника на коже. Она и сама не заметила, как подошла к зеркалу чуть ли не вплотную.

Но самое страшное, что Лилит чувствовала бешеный бой двух сердец. Она слышала их дикий, яростный рёв, затопляющий уши. И к этим сердцам её собственное отношения не имело.

Чудовище протянула вперёд запятнанную тьмой руку с камнем. Лилит едва дыша и ничего не соображая, тоже потянула ладонь к зеркалу.

– Написано же ничего не трогать! – прокаркало у самого её уха.

Воровка шарахнулась назад, правой рукой хватаясь за ножны на поясе, и чуть не сбила с ног торговку.

– Туше, – миролюбиво произнесла она, поднимая тонкие бронзовые от загара руки, увешанные золотыми браслетами-кольцами. – Не нужно бояться меня, котёнок.

Но то, что она сказала, из-за сильного акцента прозвучало скорее как: «Нье ньюзно бьятца меня котьёнок».

Голос торговки был гортанным, как у старой вороны, царапающим, но отчасти приятным с хрипотцой.

Женщина носила странную, даже для этой страны, одежду: чёрную кофту с рукавами до середины предплечья и множество цветных юбок, подпоясанных алым платком, расшитым по краю медно-золотыми монетками. Они звенели в такт её движениям.

Голову украшал такой же платок, из которого на лоб выбивался угольный курчавый локон. А глаза…

Лилит тяжело сглотнула подступивший ком.