Черноморские казаки (сборник)

Отдавая должную справедливость пехоте этого боевого и трудового войска, следует заметить, что конный черноморский казак уступает пальму превосходства своему соседу и сподвижнику, Кавказскому линейному казаку. Отчего? Вот вопрос, на который нельзя отвечать в немногих словах. Ограничимся указанием на обстоятельства, более очевидные. Отличительные ли черты местности, или первобытные распорядки и привычки внесли разницу в образ содержания одной и той же линии кавказскими и черноморскими казаками. У первых сжатость, подвижность и налет, и оттуда сила удара, если противник под него подвернулся, если ж увернулся — промах; у последних — растянутость, раздробленное и неподвижное выжидание неприятельского нападения на всех пунктах, где только оно признается возможным и вероятным. Там гонка за зверем, вышедшим на чистое место, а здесь облава в закрытом месте на зверя, еще не поднятого. У кавказцев вход черкесу подчас широк, да выход тесен; у черноморцев наоборот. Лучший судья, опыт, обнаруживает недостатки и той, и другой системы. Была темная ночь или был туманный день: кавказцы поздновато заметили неприятеля и налетели, когда уж след его простыл, — а поспей они вовремя, несдобровать бы хищнику; черноморцы рано заметили, нащупали на самой переправе и следили неприятеля, да ничего ему не доказали. Вообще же, если кавказская линия часто пропускает хищников в широкие ворота между своими сильными лезертами, то еще чаще накрывает и поражает, или, по принятому в кордонных донесениях выражению, «наказывает» их; а черноморская линия, с густой, но тонкой цепью своих бикетов и залог, только замечает, останавливает и заставляет воротиться без успеха, но не наказывает хищников. Из двух горцев, возвратившихся в одно время с кавказской и черноморской линии, один говорит: «благодарение аллаху: едва, едва, убрался», а другой: «не удалось — надо еще отправиться». А как кордонная линия служит казакам школой для большой войны, то кавказская система имеет то важное преимущество, что развивает в казаке наездничество и удальство — качества, менее доступные конному черноморскому казаку, часто разлученному с конем и коснеющему в засаде, или на определенной точке неподвижного караула. Эти же качества придавлены в нем самым его вооружением, обмундированием и седловкой коня. Конный черноморский казак вооружен ружьем, пистолетом, кинжалом, шашкой и пикой. Всего этого слишком много. Что же касается последнего длинного оружия, то о нем у казаков спор. Приверженцы старины стоят за пику и, кажется, по одной только привычке по старинной прибаутке: «казаковi без ратища, як дiвчинi без намиста» (казаку без пики, как девушке без ожерелья). Молодое поколение бросает остракизм против пики, потому что не видит подвигов, совершенных пикой, и, что еще важнее, не замечает в горцах никакого страха к этому богатырскому оружию, страшному только в известном месте и при множестве известных условий. Действительно, не приученному к строю всаднику, у которого только и власти над конем, что легкая уздечка, который лишен даже пособия шпоры, трудно совместить ружье и пику. Одно другого длиннее, и одно другому помеха. Воинственные народы Азии, как, например, курды, при пике не употребляют ружья, а при ружье ограничиваются коротким холодным оружием. К последнему разряду принадлежат: грузины, карабахи, карапапахи и все кавказские горцы. Кавказские казаки последовали примеру кавказских горцев и не имели еще случая желать большей длины своему холодному оружию, не только дома, но даже в Анатолии, в сшибках с турецкими уланами, у которых пики очень длинны. Если бы Черноморскому конному казаку предоставлено было выбрать между ружьем и пикой, то он не расстался бы с ружьем, потому что оно ему родное оружие, — он стрелок по природе. Только он попросит себе хорошее ружье. Когда случится ему видеть мастерской выстрел, он обыкновенно хвалит ружье, но никак не стрелка. «Добре ружжо» — в этих словах вся дань удивления, какую только можно исторгнуть у него искусной стрельбой. Ему и в голову не приходит, чтоб из порядочного ружья могла быть плохая стрельба. Доверие к огнестрельному оружию доходит в нем до степени нравственной боевой силы; ни пред каким блеском шашек его рука не дрогнет и глаз не обмишулится, если в руках у него ружье испытанной верности. Да, такому всаднику, с добрым ружьем, нетрудно наверстать короткость холодного оружия. Выпутавшись из-под пики и сбросив тяжелый чобот, и он стал бы спешиваться, как линеец, пред сильнейшим неприятелем, вместо того чтоб утекать от него. Первое очень не нравится горцам, а последнее неизреченно любят они. В тысяче случаев линеец отстоял и отличил себя спешиванием, а возможностью спешиваться так быстро, как это нужно под соколиным налетом черкес, он обязан своему вооружению и остальному снаряжению, в том числе даже — ноговице и чевяку. Взяв у черкеса вооружение, одежду, седловку и посадку, вместе с тем он усвоил себе живость и удаль своего противника. Много значит, если казак любит свою одежду и вооружение, а линеец их любит. И кто не знает, что с одеждой и ухватками переходят дух и нравы? Пророк, воспаривший к небу, передал преемнику свою силу в своей одежде. Вполне применяясь к местным обстоятельствам, так важным в военном деле, старинные казаки, народ православный, не без достаточных причин принимали одежду, вооружение и даже басурманскую наружность своих соседей — недругов. Запорожцы одевались, вооружались, седлали коней и даже брили себе голову, как крымские татары. Чтоб стать барсами для крымских гиен, они подходили к ним хамелеонами.