Чернослив в шоколаде

Но ночь мы провели бурную. Гера, даже не знаю почему, был необычайно нежен, страстен, неутомим и выглядел влюбленным. Он говорил мне всякие нежные слова, и это окончательно меня расслабило. Утром мы проснулись рано, потому что у Геры был показ квартиры, а мне нужно было ехать к Яну. Пока мы сидели на кухне и пили чай, я думала, стоит ли мне с ним поговорить о наших отношениях. Гера выглядел безмятежным и счастливым. Но я больше не хотела повторения боли, ведь влюблялась в него все сильнее. И я решилась.

– Как ты ко мне относишься? – напрямую спросила я, глядя ему в глаза.

Гера поставил чашку на стол и повернулся ко мне. Он смотрел внимательно и молча, словно увидел впервые. Я от такого пристального взгляда даже смутилась и начала краснеть.

– Не понимаю, почему ты об этом спрашиваешь, – наконец сказал он. – Но значит, хочешь услышать от меня какие-то слова. Хорошо! Я тебя почти люблю!

Такого ответа я не ожидала. И, конечно, слово «почти» мне не понравилось. Известно же, что ты или любишь – или нет. Другого не дано. Но я промолчала. Гера глянул на меня, улыбнулся и спросил:

– Ты это хотела услышать?

Я кивнула, но продолжила молчать.

– Оленька, ты очень дорога мне, – после паузы ласково сказал Гера. – И разве у нас сейчас не прекрасные отношения? Мне очень хорошо с тобой, к тому же у тебя есть ценное качество, крайне редкое для женщин, – ты умеешь слушать.

«Еще бы ему это не нравилось! – начиная раздражаться, подумала я. – Какая дура будет столько слушать про соперницу?»

Позавтракав, мы оделись и вышли из квартиры. Гера довез меня до метро, извинившись, что не может до «Смоленской», так как ему нужно было в другую сторону и он уже опаздывал.

– Что ты! – улыбнулась я и поцеловала его. – Дела есть дела!

– Вечером созвонимся, – улыбнулся он в ответ и тоже поцеловал меня, но необычайно страстно.

У меня даже дыхание перехватило. Я выбралась из машины и направилась к метро. Пока ехала до «Смоленской», думала о сложившейся ситуации. По правде говоря, я не видела выхода. Понимая, что остается только ждать, я все сильнее огорчалась. Если Гера не разлюбил эту девушку в течение десяти лет, то что могло измениться, даже если он влюбится в меня? Я понимала, что Оля всегда будет занимать большую часть его сердца.

Когда я зашла в офис, то все это, видимо, было написано на моем лице. Ян внимательно на меня посмотрел, но промолчал. Хотя я видела, что его брови нахмурились, а обычно по-младенчески ясные и яркие голубые глаза словно потемнели. Мы начали писать книгу. Примерно через полчаса он сказал, что ему необходимо покурить. Но к окну не подошел, а стал курить прямо за столом. Я поморщилась от дыма, но Ян не прореагировал.

– Вижу, девонька, что ты грустишь сегодня. Это мешает тебе полностью погрузиться в систему книги. Что случилось? – ласково спросил он.

– Ты вот знахарь, – после краткого раздумья ответила я. – И приворожить можешь?

– Что?! – удивился он и расхохотался, тут же затушив сигарету. – Оля! Могу, конечно. Это просто на самом деле. Но вот расскажу тебе сейчас одну историю.

 Как-то мой отец, когда я был еще мальцом и несмышленышем, таким, как и ты сейчас, Оленька, поведал мне одну историю. Вот что он рассказал: