Чернов

Особое, всем хорошо известное свойство отпечатавшихся в мозгу отражений заключается в том, что мы можем, с одной стороны, отрывать их одно от другого, расчленять на части, а с другой стороны, можем произвольно соединять их, комбинировать. В природе нет крылатого коня, нет женщины с рыбьим туловищем, нет летающего ковра, а в нашем воображении они существуют как Пегас, русалка, ковер-самолет. Такого рода комбинации легко возникают в нашем сознании из имеющихся и неопределенно долго сохраняющихся в нем отражений — это и есть элементарный творческий процесс.

Человек ничего не может выдумать, придумать такого, что целиком или по частям не было бы дано ему в виде отражений окружающего нас мира, независимо от нас существующего. Иначе говоря: мысли не рождаются в нашем мозгу — мысли рождает в мозгу человека окружающая его действительность, и мозг наш, подобно мельничному жернову, перерабатывает только то, что под него засыпано. И ванна Архимеда, и люстра Галилея, и прачечная Уатта вовсе не случайность, а совершенно закономерные элементы творческого процесса, строящегося из образов внешнего мира.

Случайность сама по себе не метод научно-технического творчества, и проявиться она может только при множестве других условий — субъективных по целенаправленной деятельности человека-искателя, объективных по месту и времени. Случайность осталась бы незамеченной, прошла бы мимо Гальвани, Эрстеда, Беккереля, если бы Гальвани не занимался анатомией, у Эрстеда не было бы источника электрического тока, а Беккерель пе постиг бы радиоактивности фотогальванического эффекта. Не состоялся бы и классический случай Архимеда, Галилея, Уатта, если бы Архимед не принимал по утрам ванны, Галплей не заходил в Пизанский собор, а Уатт не прогуливался бы мимо окон глазговской прачечной.

Архимед, величайший математик и механик древности, сделавший немало замечательных открытий, жил в Сиракузах, греческом городе на острове Сицилия. Царствовавший здесь Гиперон заподозрил ювелирного мастера в том, что он утаил часть золота, выданного ему на изготовление венка. Желая проверить мастера, царь взвесил венок, и он оказался по весу равным количеству выданного тому золота. Однако подозрение все же мучило царя, и он обратился к Архимеду с просьбой найти верный способ взвесить венок, не ломая самого изделия.

Архимед не видел такого способа, но постоянно думал о своей задаче.

Однажды, погружаясь в ванну, которую он принимал каждое утро, Архимед обратил внимание на то, что вода, наполнявшая мраморную ванну до краев, по мере того как он погружался в воду, пролилась через края. Стоило только собрать вытесненную его телом воду или долить такое же количество в ванну, и можно было без всякого труда узнать вес вытесненной жидкости.

Так был открыт гидростатический закон Архимеда. В сочинениях Архимеда закон этот им был сформулирован следующим образом:

«Тела, которые тяжелее жидкости, будучи опущены в воду, погружаясь все глубже, пока не достигают дна, и, пребывая в жидкости, теряют в своем весе столько, сколько весит жидкость, взятая в объеме тела».

Следуя сформулированному им закону, Архимед уличил ювелира в утайке золота, замененного в венке серебром.

Итальянец Галилео Галилей, великий механик, основатель современной физики, будучи человеком широких взглядов, зашел однажды в Пизанский собор и заинтересовался роскошной люстрой, спускавшейся из центра купола довольно низко над головами молящихся. Люстра качалась равномерно и неспешно.

Постояв довольно долго под люстрой, Галилей убедился в том, что качания люстры равнопродолжительны, и, покидая собор, дивился, как это никто до него не догадался воспользоваться маятником для точного измерения времени.

Своим открытием Галилей воспользовался для объяснения целого ряда звуковых явлений, во многих опытах для измерения времени и первым применил его для наблюдения небесных светил.

С именем Джемса Уатта связана современная машинная индустрия, возникновение и развитие которой обязано более всего паровому двигателю, созданному Уаттом.

Паровые машины существовали и до него. Самая работа Уатта над универсальным двигателем началась с того, что Уатту Глазговский университет поручил починку модели водоотливной паровой машины Ньюкомена. Уатт быстро починил машину, но, когда запустил модель, убедился в том, что работала она из рук вон плохо.

«После того как я всячески обдумал вопрос, — пишет Уатт в своих воспоминаниях, — я пришел к твердому заключению, что для того, чтобы сделать совершенную паровую машину, необходимо, чтобы цилиндр был всегда так же горяч, как входящий в него пар, а, с другой стороны, конденсация пара для образования вакуума должна была происходить при температуре не выше 30 градусов.

Загадка казалась неразрешимой: цилиндр должен быть горяч, чтобы машина работала, и одновременно холоден, чтобы в нем пар превращался в воду. С таким заключением однажды весной 1765 года Уатт вышел на обычную прогулку.