Чернов

«Это было около Глазго, — вспоминает он. — Был прекрасный день. Я проходил мимо старой прачечной, думая о машине. Я подошел к дому Герда, когда мне пришла в голову мысль, что пар — упругое тело и легко устремляется в пустоту. Если установить связь между цилиндром и сосудом с разреженным воздухом, то он устремится туда и цилиндр не будет нуждаться в охлаждении. Я не дошел еще до Голгауза, когда все дело уже было кончено в моем мозгу».

Действительно, как только Уатт пришел к мысли об отдельном конденсаторе, все дальнейшие усовершенствования вытекли из нее одно за другим и закончились созданием универсального парового двигателя.

Творческий процесс в раннюю пору развития науки и техники более ясен и доступен для нашего понимания, потому что строился на непосредственном восприятии окружающего мира.

На нынешнем этапе развития ученый или конструктор воспринимает окружающий мир не столько непосредственно органами чувств, сколько через слово, видимое и слышимое, колоссально расширяющее его кругозор. Отражений, зафиксированных в мозгу посредством слова, у современного человека великое множество. Слово путем выработанных человечеством отвлеченных понятий, научных и художественных обобщений отражает в мозгу человека объективный мир, что и объясняет высокое развитие современной науки и техники.

Однако сущность творческого процесса и мышления остается неизменной и на сегодняшней ступени развития человека.

О царящих в мире ложных представлениях, о неодолимости барьеров мысли и закономерности случайностей во времена Чернова, как и до и после него, говорили много. Разговоры эти только раздражали Чернова. Если наличие технических средств не ограничивало переход от теоретического решения к практическому осуществлению, Дмитрий Константинович без дальних слов брался за дело.

Так поступил он и для утверждения правильности того пути, на который он теоретически поставил стальное дело своим историческим докладом.

Он не только приготовил и подверг сравнительным испытаниям несколько кусков стали, но и произвел, можно сказать, невероятный эксперимент, совершенно возобновив два орудия, взятые из груды забракованных, сваленных в сарай на дворе Обуховского завода.

Об этом эксперименте неутомимый исследователь сделал сообщение в Русском техническом обществе 23 ноября того же 1868 года. Сообщение слушали его друзья — Евгений Николаевич Андреев, Петр Григорьевич Киреев, члены общества, представители морского министерства. Противников возглавлял профессор технологии Михайловской артиллерийской академии Аксель Вильгельмович Гадолин.

В архиве Академии наук СССР хранится заметка о Гадолине его современника, великого кристаллографа Е. С. Федорова.

«Академик Аксель Вильгельмович Гадолин, чистокровный финляндец, — пишет он, — был настоящим любителем минералов, а в артиллерийской академии, кроме других предметов, преподавал даже кристаллографию, по которой опубликовал обративший на себя внимание, хотя и единственный небольшой труд…»

Как артиллерист, Гадолин получил известность публикацией «Теории орудий, скрепленных обручами». Такие пушки по чертежам генерала Н. В. Маневского пытались строить на Пермском заводе, а затем, учитывая опыт Пермского, и на Обуховском, впрочем без большого успеха.

Председательствовал Андрей Иванович Дельвиг. Оп с удовольствием оглядел переполненный большой зал Технологического института и предложил Чернову сначала вкратце повторить свои теоретические соображения, а затем доложить о произведенных им в подтверждение теории экспериментах.

После недолгого вступления Чернов продемонстрировал новые испытанные образцы стали, приготовленные из одного куска, но обработанные один по общепринятому рецепту, другой — по методу Чернова. В результате, как видно было из приведенных им цифр, второй оказался примерно в полтора раза прочнее первого. Этот результат приняли довольно спокойно — ждали сообщения об эксперименте с восстановлением выброшенных на свалку орудий.

А дело было так.

Основываясь на своих исследованиях, Чернов предложил испытать его метод обработки стальных изделий на четырехфунтовых орудиях, взятых на Обуховском заводе из выброшенных в лом после пороховой пробы. Семь орудии разорвались при боевых выстрелах ядрами в два с половиной фунта пороха.

В распоряжение Чернова были даны два орудия на этих семи. Они были нагреты несколько выше «точки b» и тотчас быстро охлаждены несколько ниже этой точки, а затем положены для дальнейшего охлаждения в сухой песок. При испытании этих орудий оказалось, что оба орудия выдержали не только по 21 боевому выстрелу трехфунтовыми зарядами, но и 20 выстрелов — зарядами по 4 фунта. Мало того, выдержали еще и «звонкую» пробу по пять боевых выстрелов зарядом в 4 фунта.

Сам Гадолин назвал эту пробу «ужасной».

Протокол испытаний привел зал в необычайное волнение.

Громкие и дружные аплодисменты свидетельствовали о победе.

Когда шум в зале поутих, председатель обратился к герою дня:

— Нам было бы крайне интересно знать, как именно производилось нагревание орудий?